Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

– Господи, это так мужественно… Но что сейчас, черт побери, можно считать нормальным?

– Я не знаю. Думаю, мы это выясним. Но пока я могу справиться, не хочу ходить облепленной пластырями морфия и накачанной лекарствами, которые доктор Маккензи прописал мне. Я собираюсь оставаться позитивной так долго, как только смогу, без болеутоляющих. И ты должна помочь мне. Не надо больше плакать. Идет?

– Извини, я не должна была… – Оливия шмыгает носом.

– Нет, нет! Я рада, что ты это сделала. Рада, что мы поплакали вместе. Но теперь нам нужно договориться держаться бодро.

Она вздрагивает.

– Хорошо. Это твой выбор. Мы сделаем в точности то, что ты хочешь.

– Спасибо. Еще? – Я беру пустые бокалы.

– Учитывая обстоятельства – да, – кивает Оливия. – Хотя это и отвратительно.

– Правда. Но это обезболивает. Думаю, поэтому его и изобрели.

Я приношу бутылку из кухни и наполняю наши стаканы.

– Так что ты хочешь делать? – спрашивает она, вслепую стирая потеки туши со своих щек.

– Ты о чем?

– О том, как ты собираешься провести эти три месяца? – Оливия качает головой и поеживается, отпивая виски. – Не могу поверить, что говорю такое сейчас. Вели мне замолчать, если не хочешь это обсуждать.

– О нет, Лив. Мне нужно разгрузить голову и разговаривать.

– Ладно, но ты ведь скажешь мне, если я переступлю черту? Это неизведанная территория.

– Конечно.

– Ну так… что дальше?

– Ну, я собираюсь работать так долго, как только смогу.

– Серьезно? В смысле, я понимаю, что ты хочешь вести себя нормально, но ты не можешь работать до конца дней. Это все равно что просить тосты с фасолью на последний ужин.

– Я люблю тосты с фасолью.

Оливия грустно усмехается:

– Да ладно. Я не позволю тебе так скучно провести остаток времени. Есть ли какое-нибудь место, куда ты всегда хотела поехать?

Я беру паузу на размышления.

– Куба, Вьетнам, – говорю я наконец. – Камбоджа, Киото, Венеция, Аргентина. Туда ведь долго ехать? Но я не хочу путешествовать. Мне нужно остаться недалеко от дома. От больницы. Я бы побоялась сесть в самолет и рискнуть оказаться одной из тех бедолаг, ради которых капитану приходится делать объявление по громкой связи: «Есть ли на борту доктор?»

Оливия кивает:

– Да. Наверно, я размышляла бы так же.

– Мне следует выработать какой-то план, верно?

– Кроме работы. Думаю, это было бы разумно.

Я тоже киваю:

– Я должна попытаться сделать что-нибудь значительное. Что-то стоящее. – И почему я раньше никогда об этом не думала? Неужели я всерьез полагала, что просто продолжать работать – это достаточно? – Хорошо. Итак… Я уйду с работы. Когда буду готова.

– Ты уже сообщила коллегам?

– Нет. Пока еще нет. Тебе сказала первой. Я пыталась сегодня рассказать Фрэнку и Пэтти, но не смогла. Слова словно застряли в глотке. Но, может, это и к лучшему. Очевидно, мне нужно было поплакать, но я не могла делать это на рабочем месте.

– Не думаю, что кто-то ждал бы, чтобы ты оставалась профессионалом в этой ситуации.

– Ну, я от себя этого жду. Не хочу, чтобы коллеги меня жалели. Не желаю становиться человеком, с которым неизвестно, о чем разговаривать. И не хочу, чтобы меня избегали, потому что не знали бы, как себя вести.

– Люди могут удивить тебя.

– Я работаю в кадрах. Меня ничто не может удивить.

– Тогда… Чем ты всегда мечтала заняться?

На секунду я озадачилась. Попыталась найти ответ…

– Ну, у меня никогда не было особого списка. Я всегда думала, что они для пессимистов.

Оливия улыбается.

– А ты жалеешь о чем-нибудь, что не сделала?

– О, разумеется. У меня куча поводов для сожалений. Я жалею, что не съела больше блинов с кленовым сиропом и куриных буррито. Жалею, что хранила лучшую одежду для каких-то особенных случаев. Как будто я ждала, когда появится рыцарь в сияющих доспехах, и я надену лучшее дизайнерское платье, и он заберет меня из моей обычной жизни, даже если она мне и нравится. Глупо, да?

– Не глупо. А очень знакомо. Что еще?

– Ну… Я жалею, что не помогала миссис Мамфорд в ее походах по магазинам.

– Кому?

– Одной женщине по соседству. Она живет здесь всю жизнь. Ей, должно быть, уже далеко за восемьдесят. Иногда я вижу, как она шаркает с одной из этих старушечьих тележек, полных покупок, и думаю: надо бы ей помочь. Но я всегда или говорю в этот момент по телефону, или спешу на встречу, и это всегда неподходящий момент. Только теперь я понимаю, что подходящего момента не существует. Я должна была найти время и помочь ей с покупками. Но я никогда этого не делала.

Оливия смеется:

– Боже, Дженнифер! Эта мысль даже не пришла бы мне в голову. Ты так внимательна, и не должна чувствовать себя виноватой. Твои порывы благородны.

– Но к чему хорошему они привели? А теперь нет смысла начинать то, что я не смогу закончить… Ох, Оливия!

– Я здесь.

– Ты вовсе не должна выслушивать мои стоны. Пожалуйста, заставь меня замолчать.

– И не собираюсь! Тебе нужно поговорить обо всем этом. Если уж на то пошло, мне необходимо услышать больше.

Я усмехаюсь:

– О, у нас еще куча времени. Оглядываясь назад, я понимаю: в моей жизни было так много вещей, с которыми я хотела бы справиться лучше.

– Например?

– Ну, для начала мне следовало бы сказать Энди, что я на самом деле думала, в ту ужасную субботу, когда он объявил о своем уходе. Знаешь, когда он признался, что изменял мне с Элизабет.

– Я всегда говорила, что ты была слишком добра.

– Но он в тот момент плакал. Из-за этого я чувствовала себя еще хуже.

– Это было в точности то, чего он добивался. Чтобы ты отпустила его без всяких упреков.

– Ты думаешь, он просто манипулировал?

– Конечно!

– Нет, – произношу я решительно, – ты ошибаешься. Энди не смог бы выдавить из себя крокодиловы слезы – он был в настоящем отчаянии. Он искренне раскаивался. Но я не должна была отпускать его, не заставив задуматься о том, что он оставляет позади. Мне следовало сказать ему, что, по-моему, у нас хороший брак, за который стоит бороться и который заслуживает еще одного шанса. Что, хотя я чувствовала себя обиженной и преданной, я все еще не хотела потерять его. Но вместо всего этого я молча стояла и слушала.

– Тогда тебе нужно сказать ему это! Немедленно!

– Не глупи. Это было так давно. Он женат на Элизабет уже даже дольше, чем был женат на мне. Просто теперь я злюсь на себя за то, что тогда сдержалась. Может, если бы я рассказала ему о своих чувствах, он бы остался. И сейчас мне было бы с кем пройти через все это.

– У тебя есть я, – заявляет Оливия, мрачно на меня глянув.

– Конечно, Лив, – я сжимаю ее руку. – Спасибо. Но у тебя есть Дэн. А мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь был здесь двадцать четыре часа семь дней в неделю. Который знал бы меня так хорошо, что ему не приходилось бы спрашивать о моем самочувствии. Кто мог бы смотреть на меня и разговаривать.