Игорь Безрук - Лехнаволокские истории [СИ]

— Эх, бабоньки, мужичка бы сейчас, а?

— Дак где ж ты его найдешь теперь? Когда надо, они вечно пропадают где-то. Или лыка не вяжут.

— А этот, этот, чем не мужик? — кивнула Нюрка головой в окно.

Подруги тоже глянули в окно, но разочарованно отвели взгляд.

— Ты, Нюрка, что — совсем с ума выжила? Это ж наш Митя-блаженный, разве не признала?

— Отчего ж не признала? Признала, как только он повернулся ко мне. Однако ж и не пойму ничего: разве не мужик он? По мне, так еще хоть куда. Я б поиграла с ним.

Бабы укоризненно глянули на нее.

— У тебя, Нюрка, видно, совсем крыша поехала.

— Почему поехала? Ничего не поехала. Просто приглянулся мне Митька. Разве этого не может быть?

Люська съязвила:

— Ну так ты еще приведи его сюда, на радостях.

— И приведу, отчего не привести, нельзя, что ли? — порывисто подхватилась с места Нюрка и, запев игриво «Не корите меня, не браните», павой выплыла из дома.

Митя возвращался из лесу. Юрка посылал его на самую дальнюю делянку, проверить, хорошо ли просохла скошенная позавчера трава. Митя прилежно обошел весь участок, поворошил в одном месте траву, в другом, — можно убирать, пока не хлынули дожди.

Ходил Митя неторопливо, любил понаблюдать вокруг: как сорвется с ветки сорока, промелькнет по стволу долговязой сосны резвый бельчонок, как заиграет переливом света и тени неожиданно выглянувшее из-за тучи солнце, как запоет баловень-ветер в высоких кронах осин, скользнет оживленно меж паутины ветвей и скроется где-то вверху в облаках, таких несерьезных, забавных, строящих Митьке разные рожи.

Нюрка прервала его размышления неожиданно. Выскочила из калитки, залепетала что-то быстро-быстро, скороговоркой, — Митя даже не уловил что. Ему стало неловко перед этой настойчивой, осоловелой женщиной. Она куда-то его повела, взяв за руку, чем еще больше смутила — он не привык к такому обилию женского внимания, хотя и не старался понять, чего от него хотят. Всё было так необычно: странные ласки, слабая улыбка, необъяснимый, туманный взгляд, полный неги и желания.

— Ну чем, бабоньки, наш Митя не мужчина, — сказала негромко, с придыханием Нюрка, введя послушного Митю в дом. — Да вы поглядите на него, поглядите: да он же просто ангел, ангелочек наш ласковый. Ну иди к нам, иди же, дурка, — потянула она опешившего Митю к столу.

Ирма укоризненно покачала головой, но Люська поддержала подругу и тоже заворковала вокруг Мити, предлагая ему выпить.

Митя от выпивки никогда не отказывался. Опрокинув в себя полстакана и наскоро закусив хлебом, он вытянул ноги вдоль стола и заулыбался всем, радуясь, что вокруг него, как никогда гоношатся бабы и спешат и себе поскорее налить, чтобы ненароком чего-нибудь заветного не упустить. Только не успели они даже догнаться алкоголем и совершить задуманное, как Ирма ткнула Нюрку пальцем в бок и сказала:

— Ну че, погуляли, сучки? Уснул ваш хваленый мужик. Не нужно было вам его поить.

Нюрка и Люська обернулись и увидели, что на самом деле Митя сладко посапывает, и его разомлевшее тело совершенно безвольно и нечувствительно.

И стало вдруг подругам как-то неловко и стыдно за низкие, грешные мысли свои. Что, впрочем, не помешало им любоваться молодцеватым и достаточно крепким разнеженным телом Мити. И в этом любовании больше не осталось места сладострастию, а появилось нечто другое, более тонкое, тихое, материнское…

Не успели Николай с Виктором выгрузить последний тюк стекловаты, как на дачу нагрянул Женька и вразвалочку подошел к Казаряну, со стороны наблюдавшему за разгрузкой машины.

Казарян его не видел, так как стоял спиной к воротам. Женька кашлянул пару раз и, когда Казарян обернулся, поздоровался с ним.

— Здравствуйте, Михалыч.

— А, Женя, здравствуй, — будто ничего между ними и не произошло, ответил Казарян. Зла он долго не держал — не мог.

— Михалыч, я вот это… — никак не мог начать Женька и все мялся, как провинившийся школьник, потирая правой рукой полу пиджака. Наконец решился и произнес:

— Я это, Михалыч, хотел бы уехать. В Иркутск. Там есть работа.

— Ну? — без всякой издевки спросил Казарян.

— Вы не могли бы мне того: что-нибудь дать, чтобы я на билет заработал?

Жалкая просящая гримаса исказила помятую физиономию Женьки. Такой же умоляющей жалостью сидел на нем давно не глаженый пиджак с рукавами, едва доходящими до запястий.

Казарян задумался, но думал не о том, стоило ли снова связываться с этим пьянчужкой — в конце концов, всякий мастак — потенциально запойный пьяница, — мысли его одолевали чисто практические: все равно кому-то надо будет здесь работать, и значит, кого-то придется с какого-нибудь горящего объекта снимать. Вот что главное, и это теперь имело смысл.

— Ладно, пойдем, посмотрим, — уже через минуту сказал Казарян.

Они поднялись в дом и долго ходили по пустым комнатам, изредка напоминая о себе приглушенными голосами то в одном крыле, то в другом.

Через некоторое время появились на пороге, и по их лицам было видно, что дело сладилось: ведь и пиджак на Женьке сидел теперь не так мешковато и сумрачно.

— А в понедельник, — закончил уже возле Малого и Резника Казарян, — вы с Николаем раскидаете торф и землю на опилки и все перекопаете. Машины с землей и торфом придут до обеда. Я Николаю все объяснил. А там посмотрим.

Казарян попрощался с мужиками и сразу отправился обратно домой в Петрозаводск.

— Ну что, Жень, как твои дела? — спросил Резник Гудзя, сняв с себя футболку и отряхивая с нее пыль.

— Да вот, того: просил Казаряна на билет. Поеду в Иркутск, там хоть работа е.

— А тут? — спросил Резник. — Разве тут нет работы?

— Э-э! — протянул как обычно свое скептическое «э-э» Женька. — Яка цэ робота? Цэ копейки. Я в Иркутську, знаешь, скилькы заробляв?

— Да говорил, говорил, — перебил его Резник, не желая больше слушать Женькины байки про Иркутск.

— Там робота — так робота: и кормежка, и жильё…

— А тут тебе не жильё? — уж не сдержался, чтобы не сыронизировать и Малой. — Ирма под боком, жрачки до пупа…

— Какой там до пупа? — аж перекривился Женька. — Если хочешь знать, я со вчерашнего утра крошки во рту не держал. А с Ирмой поссорился, у Пашкина спал.

— Зато выпивал, небось, не меряно? — бросил Резник и натянул через голову футболку. — Идем к нам, мы вчера ухи наварили. Ничего получилась. Пойдем, пообедаем.

Женька потянулся за земляками в сарай. Виктор разогрел на электрической плитке уху, Николай начистил репчатого лука, небольшими кусками нарезал подкинутое Казаряном сало.

Женька уплетал за обе щеки. После первой половины миски смотрел уже не так загнанно, даже с некоторой долей оптимизма.

— Если хотите, поедемте со мной, — неожиданно предложил он, жадно проглотив еще один кусок сала. — Уж где-где, а там работа будет стопроцентно.