Имре Шаркади - Избранное

Разве мне одеться быстрее, чем ему подняться на два этажа? Я развеселился.

— Что с вами, милая дама?

Она открыла глаза, посмотрела на меня, слегка покачала головой: ничего.

— Собственно говоря, ничего, просто Ференц нервничает.

— Какой у вас месяц?

— Думаю, четвертый.

— Это первый ребенок?

— Да.

— Не надо водить машину. И слушать речи сумасбродов вроде меня. Вы ощущаете что-нибудь, кроме дурноты?

— Да нет… с меня вполне достаточно дурноты.

— Верно. По мне, лучше ногу отрезать, только бы дурноты не чувствовать… Нет болезни, которая сравнилась бы с минутной дурнотой! Какое у вас давление?

— Нормальное.

— Сердце тоже хорошее. Но вы излишне нервничаете. Знаете, мне не хочется давать вам успокоительное. Конечно, если хотите, я дам. Но считаю это глупостью.

— Я проснулась на рассвете, и мне стало страшно. Даже пот выступил…

— Знаю. Бывает.

— Вы очень меняетесь в роли врача, на себя не похожи, правда?

— Да нет, человек не меняется, всегда остается самим собой. И вы не стали другой из-за того, что теперь в положении, и я не стану другим, разве что вы меня обнадежите.

— Я спросила потому, что вы говорите со мной, как с ребенком, словно успокаиваете.

— Ну, чтобы еще и взволновать вас, скажу: я не стану вас обследовать. По-моему, ничего серьезного нет.

— Это меня не тревожит.

— Какого черта вы хотите, чтобы я обязательно вас встревожил?

— Я не хочу.

В этот момент вошел Печи.

Мы пожали друг другу руки, он вопросительно поглядел на меня, я ободряюще ему улыбнулся, словно речь шла о том лишь, как хорошо мы провели время после того, как он вызвал меня, потом я сел на стул и попросил у него сигарету.

— Да, да, — любезно промямлил он, не зная куда деть руки и ноги. — Да, прошу, пожалуйста. — И стал шарить по столу, хотя сигареты были у него в руке. — Только не знаю, как теперь… дым…

Я с удивлением уставился на него.

Вечером они оба курили, и Печи дымил немилосердно. Вот почему он не сразу сюда поднялся. Не осмеливаясь дымить здесь, он выкурил сигарету возле дежурного. Не предполагал, как видно, что я так быстро приду.

Я взглянул на Эржи:

— Закурите и вы.

— Нет, нет, — запротестовал Печи, — ей не надо… ей вообще вредно курить, и по моему непросвещенному мнению…

Я встал и потрепал лежащую на постели женщину по щеке.

— Конечно, курить не обязательно… Однако не разрешайте ему так нянчиться с вами.

Я протянул руку Печи.

— Все в порядке.

И, так как он тупо глядел на меня, потрепал его по плечу.

— Все в порядке. Никаких неприятностей, если не считать единственной, заключающейся в том, что твоя жена мне нравится и я бы охотно за ней поухаживал. Но по иронии судьбы это, как минимум, было бы неприятностью для меня.

— А… — Он не отпускал моей руки, цеплялся за меня, боясь остаться наедине с женой.

Ого, подумал я.

— А скажи… ты не думаешь, что… все же ты… специалист… и… горный воздух…

— Я ее не обследовал, но знаю, что ничего у нее нет.

— Ты меня очень обяжешь, если посмотришь ее.

— Что ж… пожалуйста… Тогда, будь любезен, возьми ключ от моей комнаты. В шкафчике найдешь коньяк, выпей для успокоения духа, пока я не приду за тобой. Из вас двоих ты нервничаешь больше. Такое случается.

Он вышел, я посмотрел на женщину.

— Какая нелепость, — сказал я.

Она молча глядела на меня, как милые зверек, глаза которого излучают доверчивость и жизнелюбие. Как косуля, в глазах которой, если столкнешься с ней в лесу, никогда не бывает страха.

— Ваш муж трус, — сказал я. — Каким симпатичным он казался мне вчера…

— Прошу вас, оставим это…

— …Каким симпатичным казался мне вчера, а сегодня, нате вам — не осмелился остаться с вами наедине. Испугался вашего больного тела. И доверил его мне. Повторяю вам, это нелепо.

Я замолчал и продолжал смотреть на нее. Я не сделал ни одного движения, чтобы приблизиться к ней, да это и невозможно было. Что я мог сделать, кроме… Но тут уж пахнет нарушением врачебной этики, а когда у тебя за спиной многолетняя работа в лаборатории, исключающая непосредственное соприкосновение с больными, это весьма рискованно.

— Я не смею предложить вам свою помощь, — сказал я. — Вдруг вы не доверяете мне.

— Нет, помощь мне не нужна, — медленно произнесла она. — Я просто переоценила свои силы. Муж послезавтра возвращается домой. Мы сначала думали, что я останусь здесь еще на неделю, но я уеду с ним. Одна я здесь не останусь.

Я пожалел бедняжку. Когда человеку дурно и он беспомощен, грех этим пользоваться. Сейчас она выболтала мне, что сначала собиралась — так они договорились с мужем — остаться здесь еще на недельку. Что мне было ей ответить?

— Я успокою вашего мужа, скажу, что вы здоровы, все в порядке. — Я поднял с одеяла ее руку и поцеловал.

Тут наступил момент, когда мне следовало поспешить вон из комнаты, что я и сделал. Эржи обладала чувством стиля и чутко улавливала фальшь. Скажи я тогда, что ей лучше остаться подышать горным воздухом, она, вероятно, и сейчас была бы жива.

Печи сидел в моей комнате, бутылки с коньяком он из шкафа не вынул, пришлось мне самому ее достать: я заставил его выпить глоток, потом посоветовал до полудня сходить с женой в бассейн.

Супружеская пара позавтракала, они успокоили друг друга, приняли ванну и отправились в бассейн.

Я с ними не пошел. Считал это бессмысленным, так как больше не хотел встречаться с Эржи при муже, а уж если присутствие его неизбежно, надо, чтобы для меня это обернулось выгодой.

Кататься на лыжах охоты не было, я отправился в парк перед домом отдыха, и мне пришло в голову зайти к леснику за свежим молоком. К сожалению, молока не оказалось: у них постоянные покупатели, все молоко заранее распределено, да еще и детям оставлять нужно. На обратном пути я встретил коротенького молчаливого человека. Я счел его молчаливым — он здорово поскользнулся на склоне, сильно хлопнулся, подъехал на заду, словно на санках, ко мне; я схватил его за руку, поставил на ноги, и даже тогда он произнес только:

— Вот это да, ну и ну!..

И принялся стряхивать с себя снег.

Это был человек лет пятидесяти, приятной наружности, краснощекий. Большая меховая шапка натянута на уши, меховой воротник бекеши поднят. Я похлопал его по спине, чтобы он пришел в себя, и спросил, куда он направлялся в такую рань.

— Просто прогуляться.

— Это хорошо. По крутым склонам, по снегу — для здоровья полезно.

Он подмигнул мне:

— Именно поэтому я и гулял, — и, протянув руку, представился: — Шандор Мольнар.

Он с завистью поглядел на мои ботинки.

— А вот об этом я не подумал. Башмаки с собой привез, а брюки такие, чтобы можно было вовнутрь их засунуть, не сообразил взять. Полно снегу — в башмаки набивается. Вам-то хорошо гулять!