Игорь Савельев - Как тебе такое, Iron Mask? [litres]

Восторг странный, нелепый – даже сердце зашлось – от вседозволенности, что ли, – и даже; это уж тем более неожиданно.

– Разрешите? Разрешите? – повторял он, якобы учтиво, на самом деле никакого разрешения не спрашивая.

Он глумился над формой, как будто вершил акт актуального искусства (создавал свои фрески); он особенно долго, тщательно, садистски-сильно растирал голубую горошину по тому месту, где, по его расчетам, должен быть сосок, все пытаясь нащупать и сдавить этот сосок – другую горошину; голубое, не дополненное другими оттенками и не создавая, значит, телесного, жалко-бледно мазалось по красному, и казалось, что сосок Алекс все-таки нащупал, и как раз на нем оставляется сейчас этот невнятный синяк.

THEO: посмотрел я твои видосы через замочную скважину

THEO: на самом деле на них ничего толком не видно

THEO: но зато по твоему бормотанию слышно что ты здорово накачался

THEO: если выяснится что ты под видом революции поехал покурить и побухать будешь наказан

Алекс долго офигевал, глядя в потолок, он да-же не сразу вспомнил, что это за малый театр (люстры!).

То, что он так возбудился от женщины (он опускал сейчас казавшийся досадным акцент: abuse ), в принципе, не было чем-то совсем уж из ряда вон. Он хорошо помнил сон, и с гораздо более острым ощущением, когда он даже проснулся, оттого что девушка (он совершенно не помнил сейчас лица) медленно села, опустилась на него и все передалось его телу так, как не могло присниться: неуверенность ее движения, а главное, чувство такого горячего, как если руку засунуть под струю воды.

Смешно.

Он тут медленно сходит с ума – возможно, от тотально паленого московского бухла.

Ему потребовалось время, чтобы снять напряжение и привести себя в порядок.

По доброй традиции, он не чувствовал, сколько времени сейчас в Москве. Ни движения во дворе – и никакой, безликий, рассеянный свет, который может означать почти любой час.

Алекс пошел по комнатам. Дверь той, где, ему сказали, отдыхал отец, открыта, диван идеально застелен, энциклопедия ровно выставлена на полках, и никакого дыхания человека.

Ринат все так же – или опять – неспешно пил кофе в кухне.

– Почему вы меня не разбудили?

– Извините, Алексей Михайлович. Но в этом уже не было смысла. Михаилу Андреевичу позвонили и вызвали почти сразу после того, как вы уснули, и он сразу уехал…

– Кто вызвал? – бесцветно, даже будто дежурно спросил Алекс и прошел к кофемашине.

Он тут медленно сходит с ума – от тотального кофе.

– Ну кто его может вызвать?

– Вот я вас и спрашиваю. Кто? [Mr. P.] же арестован.

– С чего вы взяли?

– Значит, его вызвал [Mr. P.]?

– Я вам этого не говорил.

Алекс тяжело вздохнул.

– Я в ваши игры играть больше не буду, – объяснил он Ринату. – Сейчас вы повезете меня к отцу. Где бы он ни был. Белый дом, не Белый дом, Кремль, не Кремль… Хоть к черту лысому. Ха, смешная кличка для… М-да. И я никаких отмазок больше не приму. Вы же не будете утверждать, что он прилетел из Сочи, поспал час и опять улетел в Сочи?

– Хорошо, отвезу, – неожиданно легко согласился Ринат. – Но сначала, как запланировано, мы съездим на Ваганьково.

– Здрасьте. Запланировано кем?

– Вы сами говорили, что сегодня вас нужно туда отвезти.

– Да? Что-то не припомню такого. И потом, это же можно сделать и позже, – сказал Алекс и почти сказал что-то в духе, что Ваганьково никуда не убежит, но как-то – не без труда – затормозил.

– Боюсь, это будет сложно переиграть, потому что теперь это связано с поручением Михаила Андреевича.

– С поручением загнать меня на кладбище?

– С поручением купить от него цветы. – Ринат поднялся. – Одевайтесь.

– Jesus ! – Алекс с грохотом поставил чашку и пошел к себе.

ALEX: на самом деле я скорее доволен чем нет

ALEX: потому что главное это начать вообще выбираться отсюда

ALEX: это место гораздо больше похоже на кладбище чем настоящее кладбище

Они вышли только минут через сорок.

Алекс щурился, как арестант: кажется, в Москве впервые выглянуло солнце. Но стало еще холодней.

– Прошу. – Ринат распахнул дверцу BMW.

– А почему сегодня без мигалок?

– А к кому спешить на кладбище? – Ринат оскалился.

Алекс будто бы не хотел садиться – из неволи в неволю, – улыбался солнцу, щурился, чувствуя, как натягивается сухая кожа.

– Извините. Просто не хотелось бы привлекать лишнее внимание, – добавил Ринат извиняющимся тоном, как бы спохватившись. Видимо, решил, что из-за его дебильных шуток чувствительный цесаревич передумал ехать и нажива вот-вот сорвется с крючка.

Фотографироваться, ваше величество.

– И еще минутку.

Алекс пошел к хиппи-«фольксвагену», потому что увидел вдруг, что на лобовом стекле белеет листок бумаги.

Он отовсюду ждал каких-нибудь посланий.

Всего лишь – «Куплю за любые деньги!». И телефон.

Интересно, как чудак, повесивший это, смог сюда пробраться и углядеть это чудо техники.

Его можно было понять: вблизи видно, что «Фольксваген» запущен, не то чтобы уже ржавеет, но, впрочем, да, ржавчина уже тронула примечательные колпаки на колесах. На спущенных колесах. На маленьких колесах – Алекс удивился, оказавшись рядом с автобусом, что он такой миниатюрный. Не вставая на цыпочки, Алекс мог разглядеть, как грязна крыша. В лобовых стеклах, скромных, как у танкетки, не было видно, что внутри. Вчера, по прилету, Алекс подумал, что это реплика – что-то, сварганенное, например, из уазовской «буханки» и обвешанное пластиковыми панелями под культовый «Фольксваген». Эти пластиковые панели вообще были в ходу. Внешне точные копии микроавтобуса собирали то в бутиках, делая из псевдомашины полку, то в каких-нибудь клубах… Но сейчас Алекс разглядел, что сами пропорции не те – не современного автомобиля.

Любопытно. Но надо ехать.

Он вернулся к «бэхе», довольный и тем, что заставил Рината ждать с распахнутой дверцей, как лакея. И, судя по тому, как тот раздраженно шибанул этой самой дверцей следом, акт унижения удался.

Ладно. Поехали.

Метров через двести, может, пятьсот «бэха» вдруг вильнула к станции метро.

– Пойдете со мной?

– Куда?

– Может быть, вы тоже хотите купить цветы?

– Может быть, вы не будете в это лезть?

Ринат промолчал и вышел.

Алекс остался доволен и тем, как он научился рявкать на этого типа. Действительно. Вежливость вежливостью, но надо же как-то уже и бороться.

Поехали дальше…

Да тут и ехать-то.

Отец все время неприлично радовался, что это Ваганьковское. «Вот все твердят – Новодевичье, Новодевичье, а оно где? В жопе, на Третьем транспортном! – говаривал он с непонятной гордостью, как будто отхватил коттедж в удачном месте (и кому говорил – испуганному ребенку!). – А здесь… Самый центр! Неизвестно, что как сложится, где я буду, где ты будешь, но ты всегда сможешь заехать, заскочить, вот просто между встречами какими-то – есть окошко, схватил букет, забежал…» И это – почти мечтательно. С полным умиротворением на лице.