Юлия Гурина - Мы же взрослые люди [litres]

– Конечно, бывает.

– Дай я сама погляжу, вдруг ты что-то перепутал.

Она посмотрела в результаты анализов – все чисто.

На следующий день Нина сдаст еще раз анализы в других лабораториях. Результат окажется тот же. ВИЧ не подтвердится. Да что же такое творится?!

– Когда ты увидишься с детьми? – спросил Ринат.

– Наверное, сегодня.

– Хорошо. Нина, это же хорошо! Ты здорова!

– Спасибо тебе, что ты есть.

– Ты со всем справишься.

В окне стоял весенний туман. Таял снег. И вокруг деревьев появились круги голой земли. Во дворе бродили собаки и их хозяева. Малыш в песочнице, наполненной грязным снегом, вяло ковырял лопаткой. Мама сидела на лавочке, подложив пакет, и смотрела в свой смартфон.

Нина вымыла голову, высушила феном. Договорилась с Алиной о встрече. Написала маме эсэмэску. Написала в ватсап Илье, что собирается забрать Богдана, диагноза нет. «Приезжай домой, поговорим, – тут же ответил Илья. – Срочно». Начиналась новая глава ее жизни.

Квартира встретила Нину старым знакомым запахом. Родным запахом. Илья открыл дверь в цветастом кимоно. Розовые пионы таращились на Нину, а журавли показывали пестрые спины. От Ильи пахло гелем для душа, волосы, еще влажные от мытья, лежали на спине. Он был жутко чужим и запредельно близким.

– Проходи, блудница, – с сарказмом сказал Илья.

– Я ненавижу тебя, – ответила Нина и сделала шаг в квартиру. Из которой была так унизительно выгнана почти месяц назад.

– Сейчас посмотрим, правда ли это. – Илья сделал шаг навстречу и ухватил Нину за промежность. Огромная рука сжала Нину.

– Прекрати, я заявлю на тебя!

– Как ты хороша в гневе, – сказал, но руку убрал.

– Когда вернется Богдан?

– Не знаю, у моих родителей ему явно лучше, чем с матерью-шлюхой.

– Я не шлюха, и ты это знаешь.

– И как ты мне собираешься доказать, что не шлюха?

– Ты это со мной хотел срочно обсудить?

– Я просто хотел видеть свою законную жену. Раздевайся.

– Ты совсем псих.

– Не говори так со мной, – сказал Илья и потянул Нину за волосы, собранные в хвост, – ты сейчас разденешься и сделаешь все, что я тебе скажу.

– А как же твое добро и чистый мир? Как же твоя благость и медитации по улучшению планеты?

– Я достаточно много медитировал, чтобы позволить себе немного мрака.

Илья расстегнул куртку. Приобнял Нину за грудь. Расстегнул джинсы и шмыгнул рукой в трусики. Его пальцы работали яростно.

– Я скучал по тебе, грязная сучка, – повторял то и дело на ухо. – Пойдем в ванную.

Нина где-то далеко слышала его слова, будто они звучали из соседней квартиры.

Она не знает, как это произошло. Она плохо помнит детали. Говорят, это называется аффект.

Ее коленка ударила ему в промежность. Илья оторопел и рефлекторно дернул руки к паху. Нина отступила тут же на шаг и опрокинула за собой комод. Ящики с грохотом выпали из пазов, выпустив на пол кучу мелочей: старые ключи, визитки, шнурки, непарные перчатки. Бессмысленный хлам. «Сколько раз просила прикрутить комод к стене», – зачем-то подумала Нина. Больше она не будет притворяться, больше не будет терпеть и лгать себе.

В зеркале прихожей отразились два незнакомых человека. Их лица были неузнаваемы. Озверевшие маски чудовищ. Лицо у Ильи было багровым, испуганным и злым, волосы, как змеи, извивались на плечах. Лицо Нины голубого цвета с глазами холодного металла.

– Нет, – ответила Нина, глядя на Илью в зеркало; он так же глядел на нее из потустороннего мира. В зеркале отражался двойной портрет – искореженные лица, поломанная мебель, повисшая в воздухе ярость обоих. Нина ударила по отражению Ильи кулаком. По зеркалу пошли трещины, осколки упали на пол рядом с комодом.

Дальше она не могла вспомнить, что же было. Она будто превратилась в волчицу. Или львицу. Или медведицу. Или анаконду. Она говорила Илье спокойно и жестко, будто чеканила монеты или пули. Гипноз? Возможно. Он слушал и будто цепенел от ее слов, как совсем юный мальчишка. Наверное, она просверлила глазами его лоб и выкачала часть мозга. Нина не сможет это объяснить. Есть тайны, которые не надо знать никому. Кое-что из слов она помнила, слова-то совершенно обычные, никаких заклинаний. Ей удалось прицепить к словам какой-то особый смысл, свои женские острые стрелы. Она видела в тот момент Илью насквозь: его простодушие, его ложь, заблуждение, его ничтожество и даже величие. Она видела, насколько он слаб, насколько одинок и насколько слеп. Она видела жестокое безумие, которое уже почти целиком захватило его. Ей казалось, что она видела сквозь время и знала все, как было и как будет дальше. Она видела, что больше ни дня не проживет с этим мужчиной. Она вдруг на пару минут стала всемогущей.

– Это все, что я хотела тебе сказать, – завершила она.

И после этого Нина почувствовала опустошение и облегчение. Она сделала, что должна была. Вернула залог. Снова стала обычной. Она спокойно приняла душ. Смыла косметику, тщательно потерла себя мочалкой и постояла под горячей водой. Когда она вышла, Илья уже был одет в изящный прикид. Его растерянность не вязалась с костюмом. Комод бесформенной кучей вносил новизну в рельеф их квартиры.

– Я заявлю на тебя, – сказал Илья, глядя не на Нину, а на комод. И поспешно вышел.

Нина, не обращая на него внимания, прошла в спальню за вещами. На полке лежали два чужих лифчика. Маленького размера, красные, со стразами. И одни трусики с жемчужной ниткой вместо ластовицы.

Бывают такие дни, когда ты вдруг со всей безысходной отчетливостью понимаешь, что все тлен. Ну прям вот все. Все сделано из серого тумана и сырости. И не имеет смысла.

Ты смотришь на обычные повседневные вещи и не понимаешь, зачем они нужны.

Не понимаешь, зачем есть, пить. Зачем открывать глаза. Вокруг ходят люди, дети, но все они заблуждаются. Все они еще ничего не поняли, а ты понял – нет ничего, кроме тлена!

А тлен тем временем пробирается внутрь тебя и заковывает все органы в отдельные чехлы. Сердце в чехле, печень в чехле, мозг тоже в чехле. И между ними нет сообщения.

На улице плывут бессмысленные серые облака, из крана льется бессмысленная вода. Да что там говорить, вся твоя жизнь – бессмыслица, провал и неудача. Об этом могут не догадываться близкие, но ты-то знаешь. Ты знаешь, а они обманываются. Или просто делают вид, что не догадываются, чтобы не расстраивать тебя.

Чуя твое гнилое настроение, из недр выползают мысли-червяки, мысли-гиены. Ползут, бегут на гнильцу. И вот уже твой внутренний монолог полон фраз про то, какое ты ничтожество, урод и неудачник, как не ценит тебя никто и никто не может полюбить такое убогое создание, как трудно жить, да и зачем, раз уже апокалипсис. Что раньше ты был хорош, но все просрал.