Генри Крейн - Санта–Барбара III. Книга 2

Мрачное раздумье Круза было прервано звонком в дверь. Круз открыл. На пороге стояла Роза Андрэйт, мать Сантаны.

— Круз! — расстроенно воскликнула она. — Что происходит?

Она бросилась ему на шею и воскликнула:

— Что с Сантаной? Я так беспокоюсь за нее, я сама не своя сегодня. Что с ней творится?

Они стояли в прихожей. Круз с болью ответил:

— Я не знаю, Роза. Мне бы самому хотелось помочь ей, во у меня ничего не получилось. Я многого не знаю. Я сам виноват.

Она покачала головой.

— Нет, не вини себя.

Он тяжело вздохнул.

— Я хотел быть хорошим мужем, но не сумел.

Роза низко опустила голову, и Круз понял, что сейчас она скажет что‑то неприятное. Он весь внутренне напрягся, стараясь приготовиться к тому, что может произойти. Но речь зашла о Брэндоне. Роза промокнула носовым платком выступившие на ее глазах слезы и сказала:

— Я считаю, что Брэндону не обязательно все знать. Я оставлю его у себя на несколько дней.

Круз кивнул.

— Хорошо. Спасибо, Роза. Я совершенно согласен с тобой. Мальчику и так пришлось перенести слишком много за свою короткую жизнь. Я думаю, что предварительное слушание скоро закончится, и Сантана сможет вернуться домой.

Роза с сомнением покачала головой.

— Ты же видел, как судья настроена по отношению к ней. Мне кажется, что не стоит ждать от нее снисхождения. Но, если Сантану посадят в тюрьму…

Круз предостерегающе поднял руку.

— Нет, мы этого не допустим. Главное, чтобы она вела себя правильно, а уж мы постараемся помочь ей.

Роза тяжело вздохнула.

— Ладно. Но все‑таки, если это случится, оставь Брэндона у меня. Ты же знаешь, что за последнее время мальчик привык жить в моем доме, он стал для него уже почти родным… Обещаю тебе, что Брэндону там будет хорошо.

Круз опустил голову.

— Да, я понимаю, — скрепя сердце, сказал он. — Чтобы я без тебя делал? Но ты можешь не беспокоиться о Брэндоне. В любом случае, я позабочусь о нем. Я буду относиться к нему как к родному сыну. Со мной ему будет хорошо. Я думаю, что вместе мы справимся.

Роза не скрывала своих расстроенных чувств.

— Я знаю, Круз, как ты относишься к мальчику, но мое сердце так беспокоится о нем. Круз, я его люблю и. пока ты занят на работе, я буду заботиться о нем.

Услышав позади себя тихие шаги. Круз обернулся. Из гостиной вышла Сантана и подошла к мужу. На лице ее было написано такое возмущение, что Круз едва не вздрогнул.

— Вы уже строите планы насчет Брэндона? — вызывающе спросила она. — Прекрасно! Такого я от вас не ожидала! Я надеялась, что в этом доме обрету хоть какую‑то поддержку… Мне не на кого больше надеяться, кроме, как на родных и близких. Но что оказалось в результате? Меня осуждают люди, которым я больше всего верила и на которых надеялась. Мой муж и моя мать считают, что я не смогу воспитывать собственного сына и хотят забрать его у меня!

Джулия, присутствовавшая при разговоре, неуютно поежилась. Она поняла, что вне своего желания оказалась в эпицентре семейного скандала. Причем все это возникло прямо на ее глазах по совершенно необъяснимой причине. Сантана изначально заняла позицию отринутой всеми парии, а это не сулило ничего хорошего.

Роза попыталась возразить:

— Сантана, мы ничего подобного не делали.

Та стала истерично размахивать руками.

— Я слышала, слышала, как вы договаривались втайне от меня! Как вы могли предположить, что вам удастся ваш отвратительный план? Я буду драться за сына!

Даже не пытаясь ничего услышать в ответ, она оттолкнула преграждавшего ей дорогу Круза и выскочила на улицу.

Мать бросилась за ней.

— Сантана, подожди! Выслушай меня! Ты все неверно поняла… Сантана!

Однако все было бесполезно.

Круз, оставшись в прихожей, бессильно прислонился к дверному косяку.

Джулия сочувственно посмотрела на него, но не осмелилась ничего сказать. Да и что тут скажешь?

Джина сидела в не слишком многолюдном зале кинотеатра под громким названием «Пантеон» с банкой воздушной кукурузы в руке.

Показывали новый боевик. Фильм назывался «Слежка». На экране двое полицейских удирали от погони. Ревели моторы, скрипели тормоза, раздавались отчаянные вопли, но Джину это зрелище интересовало мало.

Отличавшаяся всегда хорошим аппетитом, она один за другим отправляла в рот шарики попкорна и была поглощена собственными мыслями.

Точнее, мысль была одна: придет или не придет?

Джина была почти уверена в том, что окружной прокурор примет ее предложение и с минуты на минуту появится в полутемном зале.

Но какие‑то крупицы сомнения все же оставались. Несмотря на отчаянное положение, в котором он оказался, Кейт Тиммонс все еще упрямо отвергал ее помощь.

Разумеется, Джина делала все это не бескорыстно. У нее был собственный расчет. Однако, наученная горьким опытом, она предпочитала теперь держать язык за зубами. Слишком свежи были воспоминания о том, как она лишилась прекрасной возможности пошантажировать окружного прокурора только из‑за своей излишней болтливости.

На этот раз она будет вести себя умнее. Тиммонсу не удастся раньше времени выудить у нее хоть одно лишнее слово.

Джина не ошиблась.

Вскоре в зале кинотеатра появился Кейт Тиммонс. Озабоченно окинув взглядом ряды, он заметил ярко выделявшееся в полумраке пятно — светло–кремовое платье Джины.

С кислой миной на лице он прошел между рядами и опустился в кресло рядом с Джиной.

Сделав вид, что ничуть не удивлена его приходом. Джина протянула Кейту банку с воздушной кукурузой.

— Угощайся попкорном. Не бойся, это не мое печенье… Ты не отравишься.

С откровенной брезгливостью на лице Кейт осторожно отодвинул от себя предложенное угощение. После этого он так внимательно осмотрел свой указательный палец, словно боялся, что на нем осталась какая‑нибудь зараза.

— К твоему сведению, Джина, я не ем воздушную кукурузу, — процедил он сквозь зубы. — Я уже давно вышел из этого возраста. Тебе, вообще, повезло, что я пришел сюда.

Джина отреагировала на это свойственным ей образом: она отправила в рот большую порцию воздушной кукурузы и, прожевав, высокомерно заметила:

— Это тебе повезло, дорогой. Покажи‑ка мне свой билетик.

Тиммонс наморщил лоб.

— Что?

Она повторила таким тоном, как будто заботливая учительница пытается втолковать что‑то неразумному ученику:

— Я говорю, покажи свой билет! Ты, что — перестал понимать по–английски?

Тиммонс пожал плечами.

— Зачем? Ты хочешь убедиться в том, что я не перепутал места? Если тебе это очень надо, я могу пересесть на другой ряд. Но, вообще‑то, сдается мне, что я напрасно сюда пришел.

Она рассвирепела.

— Давай свой билет, дурак!

Тиммонс неохотно вытащил из нагрудного кармана пиджака корешок билета и протянул его Джине.