Ленора Чу - Китайские дети - маленькие солдатики

Детей одного за другим толкали в затылок, чтоб шли попить.

– Ван У Цзэ, хочешь воды? – Да, учитель, я хочу воды, – отозвался Тыковка. – Так вот, ты воды не получишь. Ты будешь стоять тут, – сказала Старшая Ван, стрельнув в него взглядом.

Вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

Тыковка заплакал. Он стоял между желтыми линиями в холодном коридоре, и его рев достигал глубин, на этой неделе неслыханных. – Учитель, я буду сидеть, я буду сидеть! – рыдал он. – Учитель, впустите меня в класс! – Но учителя уже и след простыл.

Пойди пойми малыша вроде Тыковки. Теперь-то он уж наверняка усек, что у его поступков будут последствия, но по-прежнему не мог подчиняться правилам.

В Америке такого мальчишку с неукротимой энергией и залихватскими приемами рисования лиловых дождей могли определить в страдающие от синдрома дефицита внимания или как ребенка с творческими склонностями – или и тем и другим. Возможно, его бы сочли заводилой, тем, кто бросает вызов власти, гнет свою линию, возвышается над толпой. Но тут Китай.

Сможет ли такой ребенок рано или поздно выучиться тому, как оставаться в пределах системы? Будет ли его индивидуальность и дальше делать из него мишень позора и насмешек? Здесь, в садике «Гармония», ответ пока был ясен: его будут бросать перед запертой дверью, пока его товарищи по ту сторону попивают водичку из металлических кружек.

В мой последний день в этом детсаду я обнаружила учительниц в классе, пока их воспитанники ели в вестибюле. Я выразила благодарность за уделенное мне время и вручила им тканую сумку и бумажник «Кауч», выкопанные в чулане. Ван и Ли кивнули и без единого слова убрали подарки в шкаф. В «Сун Цин Лин» моя попытка одарить закончилась лютой неловкостью, зато сегодня «Кауч» оказался мне другом.

Я покинула классную комнату в тот последний день и побрела на носочках вдоль желтой линии в коридоре. Прошла мимо трех классов и заглянула в каждый: дети сидели на стульчиках, расставленных подковой вокруг учителя. Добравшись до выхода из здания, я обернулась и бросила последний взгляд на длинный коридор, ведший к двери младшей группы № 1.

Тыковка все еще стоял один, ждал, когда его позовут.

Рэйни – из тех детей, кто разыгрывает собственную семью, устраивает импровизированные концерты а капелла и организует других детей во время игр. Я счастлива, что личность Рэйни памятна почти всем, кто с ним сталкивается, и я всегда радовалась проявлениям индивидуальности и игривости. Пусть мой ребенок знает, каково это – выходить за рамки.

Но китайская культура – за послушание: как гласят пословицы, если гвоздь торчит, его нужно забить по шляпку, птицу, высунувшую голову, запросто подстрелят, а самое высокое дерево того и гляди сломает буря.

Чем больше я узнавала о подходах китайских учителей, тем больше эти подходы меня ошарашивали, и меня потрясала мысль, что в садике крохотную искорку в Рэйни могут и погасить. Дома, когда мы с Робом делали что-нибудь смешное, наш малыш обожал хохотать до упаду, складываясь пополам или хлопая ладонями по полу, а потом еще долго хихикал, даже когда весь юмор из шутки уже выветрился. Для нашего мальчика-весельчака физичность самого́ смеха частенько становилась потехой.

Склонны ли учителя Рэйни к крикам, шельмованию и угрозам? Вступили ли они на долгий путь усилий к тому, чтобы Рэйни начал соответствовать своему окружению? Свойства, замеченные в учителях, с которыми я успела познакомиться, со всей ясностью относились к авторитарной педагогической культуре, однако есть ли на этой шкале варианты подобрее, помягче?

– Меня полицейские заберут, если я спать не лягу? – спросил Рэйни у Роба как-то раз в субботу, отправляясь на послеобеденный сон.

– С чего это полицейским тебя забирать, если ты не спишь? – встречно спросил Роб, подтыкая Рэйни одеяло у шеи. Но Рэйни не ответил.

Ленивым вечером выходного дня на следующей неделе мы с Робом наблюдали, как наш малыш свернулся эмбрионом на полу в гостиной. Этот «младенец Рэйни» старательно и с усилием жмурился, словно пытался отогнать какой-то призрак. Через несколько секунд он приоткрыл глаза и украдкой огляделся. Проделал это несколько раз, пока до меня не дошло: он пытался сделать так, чтобы его не засекли.

Не засек – кто?

«Младенец Рэйни» вдруг вскочил на ноги и прошелся вразвалочку по комнате. Я тут же поняла, что сын изображает учителя.

– Вы должны спать! Закройте глаза и отдыхайте. А не то я вызову полицию, – гремел «учитель Рэйни», потрясая пальцем над тем местом, где лежал «младенец Рэйни».

Было понятно, что́ все это значит.

– Да! Закройте глаза! – продолжал разоряться «учитель Рэйни». – А не то я вызову полицию, чтоб забрала вас! – Когда я была маленькой, полицейский в американской культуре был дружественным представителем власти, который помогает старушкам переходить через дорогу, – предметом восхищения для детворы. В китайской культуре полицию часто используют строго по определенному назначению – чтобы заставить детей делать то, чего хотят от них взрослые.

– Я сказал, закрой глаза, – возопил Рэйни еще раз. – Не закроешь глаза – отправлю тебя в то бань . Никогда больше не увидишь своих друзей.

То бань – группа для двухлеток. Учителя угрожали разжаловать моего сына в малышню? Мы с Робом обалдело поглядели друг на друга.

Дочь своего отца, я наслушалась всяких угроз, пока росла, да и дядья с тетками не скупились на слова острастки, чтобы меня вышколить: «Не будешь учиться как следует – останешься бездомной», «Будешь переедать шоколада – разжиреешь», «Не станешь юристом – будешь нищей». (Применительно к моей сестре «юриста» заменяли на «врача».)

Мои знакомые китайцы умеют угрожать очень предметно, особенно при перечислении последствий; по части мотивации страхом они специалисты мирового уровня.

Дома я объясняла Рэйни, что чистка зубов предотвращает встречу со стоматологом, а однажды услышала слова нашей аи .

– Не будешь чистить зубы, – произнесла она зловеще, обращаясь к Рэйни, – в грязи заведутся жуки и сожрут тебе лицо, когда ты заснешь.

В последующие несколько ночей Рэйни спал в страхе жрущих лицо жуков, и я попросила аи предоставить мне заниматься гигиеной рта. Впрочем, угроза вызвать полицию нашего мальчика не тревожила, судя по всему. Может, он слишком часто слышал ее у себя в группе?

Рэйни либо не хотел, либо не мог подтвердить, откуда это взялось, и я предприняла то, что на моем месте сделал бы любой уважающий себя родитель-американец.