Клара Фехер - Желтая лихорадка

— Schnell, schnell, шевелитесь, шевелитесь, а то застрянем здесь…

Спотыкаясь, поднимаемся в кромешной тьме по скользкому трапу. Холодный туман, снежные хлопья, полетевшие вдруг сверху, липкий леденящий воздух, врывающийся мне в рот и нос. Я задыхаюсь, грудь сжимает, по всему лицу и шее катятся капли пота. Сегодня утром, когда мы вылетали, была жара в пятьдесят градусов, и вот… Можно считать, воспаление легких обеспечено. Его мне только и не хватало. В салоне самолета тусклый свет. Стюардессы показывают: проходите дальше, в самый хвост машины. Спинки сидений в носу самолета — первые шесть или восемь рядов — наклонены вперед и накрыты полотнищем. Но этот Мазаи хочет непременно сесть впереди.

— Проходите в глубину салона, — говорит ему стюардесса. — А сюда нельзя.

— Нельзя?! Почему?

— Для balance…

Стюардесса-венгерка сказала вместо «равновесие» — «balance». Так звучит более весомо, даже грозно. Я смотрю на Илонку, она уже обрела душевное равновесие и, аккуратно сложив пальто, поправила пряжку пристяжного ремня, села, взяла меня за руку. И мне вдруг стало ужасно стыдно. Ну разве она не была права? Зачем я, олух, сел играть с этими двумя картежниками? Не лучше было бы спокойно посидеть рядом с Илонкой в транзитном зале? Вполне мог бы потерпеть эти несколько часов, как она вытерпела целых четыре года. Кто знает, может, это последний наш вечер?! Глупости! Если бы всерьез существовала какая-то опасность, они бы не рискнули взлетать в таком тумане.

«No smoking, fasten your belts» [5] Не курить, пристегните ремни (англ.) . . Боже, сколько раз видел я эти слова на светящемся табло! Сколько привязных ремней в самолетах я застегивал у себя на поясе, сколько раз взвывали моторы и я видел внизу, под собою, и черные тучи, и белые барашковые облака, и сплошную облачность, и моря, леса, солнце, синее небо. Но сейчас я вообще ничего не вижу. Под каким углом они собираются набирать высоту после взлета, если сажают пассажиров для balance в самый хвост корабля?

А что, если мы все равно врежемся в какую-нибудь колокольню? Или в небоскреб? И что, разве такая уж сильная буря надвигается, если нас решили отправить на два часа раньше?

— Илонка, — начинаю я, чтобы затем придумать и сказать ей что-нибудь ласковое, очень забавное, но вдруг ощущаю, как у меня начинает сосать под ложечкой.

Слова на табло погасли.

Умолкли моторы.

Из кабины экипажа вышел командир корабля.

— Весьма сожалею, но из-за плохих погодных условий нам не дали разрешения на взлет. Пятнадцатью минутами раньше — может быть, еще… А сейчас — уже нет.

Теперь этот Мазаи, нет, другой, что в очках, начинает качать права. Он преграждает пилоту путь к выходу и орет:

— Как это не дали разрешения? Видимость сто пятьдесят метров. Да тут и вслепую можно взлететь. Полагаясь на опыт. Просто в диспетчерской кто-то наделал в штаны. Я подам в суд на МАЛЕВ, вот увидите. На всю эту шайку-лейку подам в суд. От самой Бразилии летели нормально. Казалось бы, все, прилетели в Европу, завтра успею на совещание в министерство. Так нет же, господин первый пилот, видите ли, не желает вылетать. Да это можно было заранее предвидеть. Весь этот балаган…

Мне не хочется слушать пространные речи очкарика, я предпочел бы выпить глоток коньяку, наверняка у меня упало давление, но коньяк в красном бауле, а его мы сдали в багаж. Илонка предлагала мне коньяк положить в дорожную сумку, чтобы он всегда был под рукой, но я отмахнулся: да оставь ты в покое и коньяк, и мое давление и вообще перестань квохтать надо мной, вечно ты… В двадцать три ноль-ноль будем уже в Будапеште, в полночь — дома, приму ванну, лягу спать в свою собственную постель, и мое давление придет в норму. Где это я сказал? Когда? Сегодня утром. Утром??? Или вчера? Или, может, сто лет назад? Я сказал: выбегу посмотрю, не пришел ли катер. А ты: куда положить коньяк? Может, в дорожную сумку? Я же сказал тебе: в красный баул. Сколько раз повторять, что в красный? И выбежал из дома. Странно, почему-то приходит в голову, что справа в ста метрах река, которую я никогда больше не увижу. Не будет ее, как никогда не будет солнца, внезапно появляющегося на небе, как не будет и ночи, обрывающейся резко, будто ее отсекли мечом, и в тропическом лесу сразу умолкает вой и клекот хищных птиц…

Я так устал, что могу в любой миг грохнуться без чувств. Состояние полусна-полуяви, dreamy state. Кажется, что погружаюсь в воду и вновь выныриваю на поверхность. И словно во сне я шагаю вверх и вниз по каким-то лестницам, коридорам, залам, окруженный со всех сторон своими спутниками по полету, а вокруг нас, будто сторожевая овчарка, носится взлохмаченный потный молодой человек в синем пальто.

— Это представитель МАЛЕВа, — говорит внешторговец, тот, что противнее. Взлохмаченный молодой человек кричит:

— Каждый получит и комнату в гостинице, и ужин, вещи можете оставить здесь, в транзитном зале, можно позвонить домой, только прошу — не говорите все сразу, boarding cards [6] Посадочные талоны (англ.) . все сдают мне, и, пожалуйста, приготовьте паспорта, сейчас мы поднимемся на третий этаж, нет, к сожалению, эскалатор в эту пору уже отключен, извините…

Уголком глаза я кошусь на жену. Илонка стойко, не говоря ни слова, поднимается вверх по лестнице, спускается вниз. У меня начинает покалывать в груди… господи, только бы не… И надо как-то незаметно положить под язык таблетку нитроглицерина. Но нет, сейчас нельзя: может увидеть Илонка, перепугается и потребует, чтобы дорожную сумку я отдал ей… ничего, я сделаю вид, будто вытираю нос, и суну таблетку в рот незаметно, прикрывшись носовым платком…

— К сожалению, столько комнат мы не можем вам предоставить. Извините, но одну ночь придется потерпеть. Так сказать, в тесноте, да не в обиде… Шестеро молодых мужчин пойдут в одну комнату, шесть женщин — в другую. Супругов попрошу… пожилых супругов, вот вы и вы…

Я краснею, но, впрочем, он, конечно, прав. Три супружеские пары отправляются в одну комнату. Ах, какая разница. Сейчас важно только одно — спать.

— Подъем в половине пятого. Через сорок минут автобус отвезет вас в гостиницу. Там вам нужно будет заполнить листки прибытия и отдать их портье. Таков здесь порядок. Да, еще раз заполните. Погода? Туман и снегопад. Четыре года здесь не выпадал снег, — надрывался представитель МАЛЕВа. — Кухня еще работает, и в ресторане есть горячие блюда.

Не нужны нам никакие блюда. Только спать — больше ничего. Но до сна еще далеко. И до автобуса, и до гостиницы. Пока это они «организуют». Да, как любил, бывало, говорить Яблонкаи: «Все дело в умелой организации. Вот на тебя, Геза, можно положиться во всем». А ведь и в самом деле, если бы всю эту «операцию» в связи с отменой вылета сейчас поручили провести мне, каждый уже давно получил бы ключ от своей комнаты. А вместо этого мы до сих пор толчемся у выхода номер три, у того самого, через который нас три часа назад выгнали на холод, в туман, к самолету. Все одновременно спрашивают, все разом говорят. Вещи брать с собой? Багаж можно здесь оставить?