Тонино Бенаквиста - Сага

Фред, изобретатель, решает больше не выходить из своей мастерской, становится все раздражительнее, никого к себе не впускает. Он вот-вот изобретет что-то такое, что способно дать человечеству великую надежду. Но также ввергнуть его в катастрофу.

Луи только что дал нам основу для работы, его набросок сам по себе мог бы стать пилотным сценарием. Мне нравится этот тон, колеблющийся между тайной и отчаянием, целиком пронизанный легкой иронией. Любопытен контраст между автором и тем, что он пишет. Сам-то Луи человек жизнелюбивый, положительный. Когда я сказал, что чернухи и у него хватает, он возразил, что его и мои драмы различны по сути. Он, дескать, верит в неизбежное, а я нет.

Я решил подумать над этим.

Девять вечера, а мы всего только успели синтезировать наши тексты. Уже стемнело, наверняка мы последние, кто остался в здании. Луи раздал нам дубликаты ключей на тот случай, если кто-то захочет поработать в одиночестве, будет нуждаться в крыше над головой, чашке кофе или обществе коллеги, оказавшегося в таких же обстоятельствах.

Через несколько ночей сон ко мне вернулся. Мне даже удается отключить мыслительный аппарат, чтобы заниматься повседневными мелочами: питаться, менять рубашки или приглашать Шарлотту на ужин, в ресторан. Как раньше.

— С бессонницей ты меня больше устраивал.

Однако мне надо немедленно записать эту идейку о медиуме, который умеет просчитывать теорию с одного процента. Она мне пришла в голову по дороге, и я отлично вижу, как она мне пригодится серий через пять-шесть.

— Слышишь? С бессонницей ты меня больше устраивал.

— Любимая, у тебя ручки не найдется?

Вчера мы сдали первые три серии, отзывы на которые должны получить завтра. Четвертую уже пишем, у меня есть кое-какие предложения насчет девятого персонажа, которого еще предстоит придумать. Мне он представляется человеком уже немолодым, репортером, который разъезжает по всему свету и, оказавшись в Париже, останавливается у Френелей. Зато я не слишком горд диалогом между Милдред и Брюно, написанным сегодня днем на скорую руку.

— Я третий день не моюсь, чтобы пахнуть как самка во время течки.

Атмосфера в команде установилась спокойная, даже не ожидал. Стоит наметиться какому-нибудь разногласию, и мы все просто пережидаем, пока свежий ветерок не развеет грозовые тучи. Либо всем нам слишком нужны деньги, либо мы научились оставлять свое «я» за дверью.

— Станик звонил, хочет, чтобы ты пришел в контору к четырем утра.

— А раньше не могла сказать?

Шарлотта кого хочешь разыграть может, причем с редкой убедительностью, настоящая комедиантка. И ведь знает, как я это ненавижу.

— А ты и поверил! Самое смешное, что я не могу поделиться даже с лучшей подругой, не представляю, как можно ей рассказать, что мой парень изменяет мне с какой-то Сагой, во сне эту Сагу видит, меня Сагой зовет, когда мы занимаемся любовью.

— Не заливай, я никогда этого не делал…

— Ну да, поскольку любовью мы уже не занимаемся.

— Да хоть сейчас, если хочешь…

— Давай.

Вот сучка! Так и знал, что она это скажет.

— Заметь, нас ведь никто и не принуждает.

— Марко…

Мне бы очень хотелось избежать подобных разговоров в ресторане. Паскудство, стоило выбраться куда-то вместе.

— Как ты насчет того, чтобы заглянуть к нам в контору, любимая? Я заодно перечитаю один кусочек, который меня беспокоит.

— Это что, шутка?..

— Нам поставили огромный телевизор со всеми кабельными каналами.

— Только не говори, что там еще диван и кофеварка найдутся.

— Конечно.

— Тогда у тебя есть все, чтобы приятно провести ночь.

Она резко встает и уходит из ресторана, даже не поглядев на меня. Ревность ей так к лицу, что мне целую секунду хотелось броситься за ней вдогонку.

Не люблю ссориться с Шарлоттой, но, увы, только в эти моменты до меня доходит, насколько я от нее без ума. У нее тот тип красоты, который оставляет равнодушными девяносто восемь мужчин из ста, но завораживает двоих оставшихся. Я один из этих двоих, а второй, по счастью, так и не объявился. Впрочем, не понимаю, как ее могли оставлять в покое до нашего знакомства.

Эта стерва, должно быть, уже за угол свернула.

Помню даже, что испытал странное беспокойство, посмотрев на нее в первый раз. Я тогда сказал себе, что, если она, к несчастью, не свободна, я всю оставшуюся жизнь посвящу разврату, так и не связав себя ни с кем.

Теперь в метро спускается, на станцию «Сен-Себастьян».

Ручонки худенькие, вся в веснушках. Красит волосы хной и одевается только в темное, отчего еще больше похожа на опавший листок. Ноги великолепные. Ноги — это лучшее, что у нее есть. Когда она мне предложила жить под одной крышей, я ответил «да», при условии, что она откажется от мини-юбок. Она меня как только не обзывала, но я своего добился.

Должно быть, в поезд садится, даже не посмотрев, иду ли я следом.

И не подумаю бежать за ней. Приревновала к телесериалу? Смех да и только. Я ей раз двадцать говорил, что «Сага» для меня — шанс, который выпадает раз в жизни, но эта дура отказывается понимать. Я наконец-то становлюсь сценаристом, настоящим, а ей и дела нет. Сценаристом, черт подери! Если бы чуточку потерпела, я бы через месяц им уже стал.

Я шлялся по городу, сунув руки в карманы и раздумывая, что могут делать после полуночи остальные трое. Представил себе Матильду в окружении красных роз за каким-нибудь романом — либо читает, либо пишет. Жером, наверное, в пустом кинозале, бормочет по памяти диалоги из «Терминатора». А Луи в объятиях Морфея, видит во сне своего дорогого Маэстро.

Никак не могу найти выключатель. В потемках поднимаюсь по лестнице и иду по коридору. В нашей конторе мерцает телевизор. Он у нас весь день светится без звука, видимо, перед уходом никто не удосужился выключить. Шарю рукой по дивану в поисках пульта. На экране в каком-то довольно сексуальном клипе голая девица заворачивается в мокрую простыню.

Тут моя рука натыкается на что-то живое. Я глупо вскрикиваю и отскакиваю назад.

— Простите…

На диване смутный скрюченный силуэт. Включаю свет. Какой-то молодчик пялится на меня виноватыми глазами. Точно такими же, какие были у Жерома в первый раз, когда я его здесь увидел.

— Вы кто?

— Я тут с братом… он вышел чего-нибудь купить…

Малый остается лежать на диване, пару раз безуспешно попытавшись сесть.

— Так вы Дюрьец?

— Тристан.

— Вы моложе Жерома.

— На три года.

— Ну а я — Марко. Кофе хотите?

Его грустные глаза, безнадежно прикованные к экрану, говорят «нет». Единственное, чего он хочет, — это спокойно лежать перед своим телевизором с пультом в руке. Не изобретено ничего лучшего, чем это маленькое окошко в мир, чтобы хотя бы на несколько часов об этом самом мире забыть. Я знаком показываю Тристану, что не собираюсь ему мешать. После чего включаю свой компьютер.