Коллектив авторов - Удивительные истории о мужчинах

Муж прекратил стучать замком в дверь станции и, подойдя ко мне, растерянно произнес: «Блин! Какого черта мы вышли…» Я спросила: «А тебе очень надо было в Полоцк?» В ответ он, глянув на меня, разразился смехом и ржал заливисто, как конь, посередь неведомой станции и вечернего мычания коров.

Какой-то пастух подсказал мужу, что нам в Крулявщине ловить нечего, а нужно добраться до ближайшего городишки. Ближайшим городишком было Глубокое. Но в ту пору автобусы туда не ходили, такси там не было в принципе, а вот на попутках — это запросто. Попуткой оказался какой-то зверски заляпанный навозом самосвал, на котором мы торжественно въехали в город Глубокое.

Ночь тем временем вступала в свои права, и автовокзал в Глубоком был закрыт. Припозднившиеся прохожие подсказали нам, как пройти в гостиницу. Бодрым шагом мы подошли к гостинице и тут выяснилось, что паспорт я оставила дома, в отличие от предусмотрительного мужа, у которого удостоверение личности было с собой! Кто помнит, не даст соврать, что раньше в гостиницу без паспорта было довольно сложно устроиться, а уж «посторонним» в один номер — и вовсе не вариант.

Полчаса позору плюс три рубля сверху, под пристальным взглядом гостиничного администратора, которая «понимающе» кивала на наши объяснения, что мы муж и жена, вот только незадача, документы жена дома оставила, — и номер с рассохшейся кроватью, тумбочкой, столом и покосившимся шкапом был в нашем распоряжении. В номере я дала волю чувствам и высказала все, что думаю по поводу мужской упертости и по поводу его нежелания обратить взор в сторону Минска! Меня выслушали молчаливо и остались при своем мнении, ибо послушай бабу и сделай наоборот!

А поутру мы первым делом посетили магазин спорттоваров в Глубоком. Но вот незадача! В те времена в воскресенье все промтовары были закрыты. Это обстоятельство внушило мужу уверенность в том, что вожделенная лодка, естественно, находится именно здесь, в Глубоком. Это стало моей математической дилеммой, я решила во что бы то ни стало доказать эту теорему МОЕЙ правоты, и через два дня, когда муж был на полетах, я самостоятельно съездила в этот город Глубокое и лично убедилась, что лодок там нет.

А спустя неделю, в следующую субботу, мы поехали в Минск. На автовокзале в киоске Союзпечати купили схему магазинов, отпечатанную на фотобумаге, и отправились-таки по маршруту мужа! Суть спора была в том, что муж предлагал ехать в магазины «Охота и рыбалка» (их было штук пять!), а я предлагала посетить магазин «Отдых, рыбалка, туризм». Потеряв четыре часа и объехав четыре магазина «Охота и рыбалка», когда до последнего автобуса в Поставы оставался всего час, муж сдался, и мы поехали в предлагаемый мною «Отдых, рыбалка, туризм». Вы видели носорога, несущегося по джунглям? Вот так напролом помчался мой муж, выйдя из троллейбуса и увидев в огромных стеклянных витринах не одну, а сразу четыре лодки на выбор!

Счастью рыбака не было предела! Я стояла, высоко задрав нос, и с чувством собственного превосходства смотрела, как радуется долгожданной погремушке мой ненаглядный. Уже сидя в автобусе, отъезжающем в Поставы, я, не удержавшись, спросила: «Ну что, послушай бабу, сделай наоборот? Мог бы еще неделю назад свою лодку купить!» На что мой нахальный муж ответствовал: «Да ладно, Марусь! Когда бы ты еще Крулявщизну увидела и на самосвале прокатилась?»

Думаю, вряд ли ошибусь, если скажу, что большинство, если не каждый, из родов человеческой деятельности накладывает на человека свой неповторимый отпечаток, называемый мудро профессиональными деформациями. Одним из таких сдвигов являются фобии. И в обществе, когда растроганный алкоголем и вниманием профессионал начинает рассказывать о своих, то все ему дружно сочувствуют. Заведет альпинист про лавины — и все ахают да охают, охотник начнет про медведей, которые сзади подкрадываются, и дамы — ну в обморок падать, а расскажет флотский про матроса с кисточкой — и все шепчутся, что давайте ему больше не будем наливать. Ну что может быть опасного в таком невинном сочетании? Казалось бы…

Вот многим же из вас, прочитавшим эпиграф, может статься непонятным, что страшного в матросе с кисточкой: мол, ну что такого можно натворить простым малярным инструментом. Однако жизнь военно-морская строго регламентирована, в том числе и колеры, доступные морским художникам, как и места их применения, расписаны донельзя строго. Наверное, если порыться в документах, можно найти даже точный цвет тоски, которая навевается от такой зажатости. Но матросу, ежели он предоставлен сам себе, глубоко плевать на уставы, ГОСТы, ОСТы и прочую муть неинтересную. Кроме того, чувство прекрасного в каждом отдельно взятом матросе развито настолько неприлично, что весь коллектив Русского музея воем воет от зависти. И вот однажды сочетание двух половинок ядерного заряда в виде свободного матроса и той самой кисточки рвануло и накрыло наш крейсер так, что от взрывной волны даже кенгуры в Австралии попадали. А дело было так.

Году в 96-м стояли мы в парадной линии во Владивостоке, должны были собой олицетворять всю силу и мощь Военно-морского флота, почему-то так и не сдохшего несмотря на все усилия, прилагаемые руководством свежеобразованной Российской Федерации. Ну, раз парадная линия, то надо срочно краситься: чем же еще можно мощь олицетворить? Человек, далекий от тогдашнего ВМФ, возможно, удивится, почему краситься надо именно под праздник, да еще и в парадной линии, на потеху всего Владивостока. На что я отвечу: «Ха! Кто ж нам краски в другое время даст?» В сезон, от праздника далекий, флот кормить нечем было — куда уж о краске мечтать. А тут дают, да много. Не особо важно, что это за краска и какого качества, ну не до перебирания харчами было. Дали — значит, красим! И завертелось!

Чистили, драили, шкурили, обезжиривали и красили, красили, красили. Материли друг друга нещадно, если кто влез на покрашенное и тем опошлил свежесть. Докладывали, проверяли, устраняли и снова докладывали. И так несколько дней подряд. И вот, когда этот малярный секс уже подходил к экстатическому финалу, вдруг вспомнили, что у нас не покрашена башня главного калибра. Не то чтобы она была маленькая и незаметная — очень даже сильно наоборот. Но, как единицу откровенно самостоятельную и выделяющуюся, ее все оставляли на потом. А тут уже день до парада, а пушка угнетает своей унылостью. Естественно, командир крейсера забил чоп командиру БЧ-2, тот — командиру дивизиона, комдив — командиру батареи, комбат — старшине… Короче, взаимно удовлетворены были все, кроме последних матросов, которые уже никому ничего вставить не могли и поэтому поскакали снимать свое напряжение с кисточками в руках.