Коллектив авторов - Удивительные истории о мужчинах

За день до выхода, вечером, все офицеры собрались думать. Где, как и что будет происходить. Что-то новое начальнику разведки придумывать явно будет лень, тем более что сетки на картах и кодировочные таблицы старые. Но думать тем не менее надо было много. Чтобы не уснуть, послали гонца в ночной магазин за тонизирующими безалкогольными напитками. Таковых в магазине почему-то не оказалось, и этот гад притащил водку. Мы его, конечно, отругали и с криками «ты же офицер!» отправили в магазин еще раз. Но этот удивительный человек снова принес водку. И так 4 раза. Последний заход был явно лишний. Молодой летеха из разведроты не встал по подъему и был обнаружен начальником штаба с явными признаками дикого бодуна. Вот его теперь и употребляют, предварительно изнасиловав. Я почувствовал, что сейчас начнется тотальная проверка на предмет выявления и наказания. А я, мягко говоря, стеклянный и попадать в облаву отнюдь не стремился. Разведчик я или нет, в конце концов?

— Так, бойцы, я в медсанбат за сывороткой.

— Какой еще сывороткой? На фига?

— А вдруг змея?

На лицах бойцов читаются вопросы. Да, работать с ними еще и работать, в разведке надо побыстрее соображать. Объясняю:

— Змея — в смысле, не убить, зажарить и съесть (а кстати, вкусно). А в смысле — вдруг укусит?

— А-а-а…

Но по мордам видно: мои бойцы не верят, что змея может укусить, до того как ее сожрут.

В общем, я ухитрился скрыться и не был обнаружен. Но когда вернулся, меня ждал сюрприз, и, разумеется, вовсе не приятный. Месть ниндзя в исполнении начальника разведки: пеший суточный марш 30 км. А 30 км по тайге, по сопкам да с грузом 30 килограммов за спиной и оружием — это много. Тем более, что эти 30 км меряют линейкой по карте, а в натуре выходит все 50, а дорог, само собой, нет. В общем, прошу считать меня коммунистом. Через час я сдохну, и одним коммунистом будет меньше.

Но, видимо, от страха перед смертью решение пришло почти сразу. Как только отбежали от ППД, я скомандовал:

— Взвод! Стой! Довожу тактическую обстановку. После совершения диверсии на объекте противника, прикрывая отход группы, героически погиб командир взвода. Тело героя нужно доставить на Родину.

— А может, похороним с салютом из бесшумного?

— Какой, нахер, похороним? Меня еще под Шопена в деревянной коробочке на лафете по нашему прекрасному городу таскать будут. А потом торжественно сожгут и в Кремлевской стене похоронят.

— Но, господин лейтенант, в нашем городе нет Кремлевской стены!

— Удивляете вы меня. Вы в армии, а значит — что? Значит — при необходимости у нас есть все, включая Кремлевскую стену. Нужно только найти, спиздить и принесть. Короче: рубим носилочки и побежали дальше.

Носилки срубили мгновенно. Я взгромоздился. На животе — карта и компас.

— Оружие не проебите. И аккуратнее с телом! Если укачает — порву на хрен.

К вечеру вроде пришел в себя, а бойцы, наоборот, из себя вышли. Ну, я их успокоил:

— Я вижу, что некоторые из вас затаили недовольство. Возможно, даже обиду. Как вы думаете, почему я все это делаю? Ответ прост: делаю я это из-за лени. Вижу — опять не поняли. Поясняю: когда мы с войны приедем, я хочу активно любить красивых женщин, устраивать в кабаках пьяные дебоши и ночевать пьяным в жопу в комендатуре. А с вашими гробами по всей России мотаться мне лень!!! Понятно?!

Бойцы подумали и согласились. Действительно, лучше лейтенанту быть пьяным, с бабой, в кабаке или пьяным после кабака в комендатуре, чем трястись по ухабам какой-то сельской дороги в обнимку с цинковым ящиком. Особенно если этот ящик — твой гроб.

К следующему утру дочапали. Причем с опережением графика на 2 часа. В чем секрет? А секрет прост: у меня бойцы на зарядке с бревнами бегали. Одно здоровое бревно — на отделение 8 человек (простите, морских пехотинцев).

Встречал нас «Сам» — главный «Штирлиц» дивизии на «бардаке».

— Ну что, Ржевский (это мое погоняло у начальства), алкоголь вышел?

— Товарищ полковник, как вы могли обо мне так плохо подумать?

— То есть не вышел, что ли? И вообще, тамбовский вульф тебе комрад. А твои залеты пора уже заносить в летопись боевого пути нашей славной дивизии. Ладно, слушай в карту, смотри сюда…

Если вкратце, то сценарий был простой: одни убегают, другие их ловят. Те, которые убегают, должны одну хрень заминировать и взорвать (имитация, но хлопает как 120-миллиметровый артснаряд, так и называется — Им-100). Возле места минирования нужно организовать засаду. Потом меняемся и снова играем в казаки-разбойники, но уже в другом районе. В общем, рутина. Однако в выполнение боевой задачи вмешалось абсолютно непредвиденное обстоятельство. Через трое суток всем жрать захотелось — сил нет. Просто вышло так, что сухпай на нашу группу на десять дней я получал весьма своеобразно. Вызвал меня комбат моего родного ДШБ:

— Значит, так, лейтенант, вот здесь расписываемся, вон то, в углу, забираем. И вали в тайгу на хрен с глаз моих.

Молчу. Я, видите ли, всегда лично со складскими разбирался. Знаю прекрасно, что им указы президента похрен и материальное обеспечение моих бойцов тоже волнует их очень и очень мало. Ни хера оно их не волнует, если честно. Майор все понял.

— Саня, ну надо!

Я заглядываю в коробку. Тушенки нет, от слова «совсем», сахар лишь обозначен. Каша только перловая и в самом ублюдочном исполнении — плоская широкая банка из очень тонкой жести. На вкус — оружейная смазка для консервации оружия при длительном хранении. Сухарей зато — море. Но я их не беру никогда: места занимают много, а калорийности-нажористости — ноль. Тем более что, судя по виду и состоянию, об эти сухари еще Семен Михайлович Буденный шашку точил.

— Ну что?

Я по-прежнему многозначительно молчу. Майор тяжело вздыхает:

— Ладно. Литр спирта.

Я продолжаю молчать еще выразительнее, хотя, казалось бы, уже и некуда.

— Хрен с тобой, вымогатель, два. И ни капли больше!

Я наконец нарушаю свое молчание и бодро отвечаю: «Ну ладно, товарищ майор, три так три, договорились. А чем я бойцов кормить буду?» Комбат поморщился: «Не смеши меня. А то я фотки у бойцов не видел с твоих полевых выходов».

Я вздохнул и ответил: «Ладно. Но прошу перед выходом задвинуть речугу про тяготы и лишения, их стойкое преодоление, курсы выживания, детей Поволжья и блокадного Ленинграда и все такое вот. Героическое. Чтоб скупая мужская слеза, враг не пройдет и „патриа о муэрте“».

— Да не вопрос. Строй взвод.

Короче, даже эти «слезы» уже сожраны. Но воюем-то мы, слава богу, возле моря, до берега всего километра три. А места здесь шикарные — всякие ривьеры с ниццами нервно курят в сторонке. Это я на полном серьезе: кто был в Приморье — тот меня поймет. Время года — начало сентября, то есть туристы на берегу шляются толпами. Строю взвод.