Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

– Мэру, конечно, не возбраняется хоронить собаку. Но губернатор уже не может никаких собак погребать. Губернатор может себе позволить лишь скромные развлечения, а, допустим, президент…

Сенька задрал глаза к потолку.

– Президент может… президент ничего не может.

– Наш мэр что, в президенты собирается? – спросил я.

– Плох тот мэр, что не хочет стать президентом, – ответил Сенька. – Поэтому он и не хочет хоронить собаку. Он дальновиден! Собаку должны похоронить мы, за это нам и заплатят. Так что нам нужны ещё двое. Понимаешь, я мог бы позвать кого-нибудь из своих одноклассников, однако это может меня в дальнейшем скомпрометировать. Про меня и так чёрт-те что рассказывают… Поэтому лучше привлечь людей со стороны. Так сказать, в порядке аутсорсинга.

Умный. Мой братик не только оригинальный, он ещё и умный. Аутсорсинг. Я вот и не знаю даже, что это за слово.

– Так ты можешь кого-нибудь позвать? – спросил он.

– Могу. Я могу.

– Отлично. Тогда послезавтра будь готов. Я тоже буду… Приготовлений много, сам понимаешь, всё должно пройти на уровне… На уровне.

Сенька удалился.

Я пропустил все приготовления. Весь следующий после нашего разговора день я провёл на работе. Погребение Диогена назначали на четверг. Чтобы быть свободным в четверг, надо было проработать всю среду. И всю среду мы с Упырём работали, как сивки-бурки.

Это оказалось не так легко, как мне казалось. И очень скучно. Никогда не думал, что работать так тяжело. К шести часам вечера, когда Спицын скомандовал погрузку, я был вымотан, как верблюд, пересёкший Сахару. Добрался до дому и сразу спать. А уже в шесть часов меня поднял Сенька.

Я быстренько сбегал на колодец, помылся, почистил зубы, обрядился в костюм и чёрные ботинки и вышел на улицу. Рядом с нашим домом стояла грузо-пассажирская «Газель» с прорезанными в фургоне окнами, за рулём сидел Дроков, водитель мэра, Сенька стоял рядом.

Мы погрузились в автомобиль и направились к Вырвиглазу.

Вырвиглаз поджидал нас на крыльце, сидел, играл в тетрис на старом геймпаде. «Газель» остановилась, Вырвиглаз бросил тетрис и, насвистывая что-то неприличное, погрузился в фургон.

После чего мы отправились за Упырём. До дома его мы, впрочем, не доехали, поскольку прямо за мостом нас встречал сам Упырь в парадной форме. В костюме. Мы скатили на вертолётное поле, и Сенька произвёл смотр. Выстроил нас в шеренгу и оглядел пристально.

Остался, само собой, недоволен. Отвёл меня в сторону. Забраковал для начала Вырвиглаза.

– Что у него с лицом? – спросил он шёпотом. – У него лицо какое-то желтушное…

– Да какая разница, какое у него лицо? – спросил я. – Он же гроб не лицом держать будет…

– Лицо должно соответствовать торжественности ситуации. К тому же Дроков снимать на камеру будет. Мэр поглядит, а там такая рожа… Его что, били, что ли?

– Упал человек, – ответил я. – Что теперь, его всю жизнь пинать?

– А почему он лысый?

– По-твоему, собаку должны хоронить только волосатые?

На тупой вопрос тупой ответ. Сенька не нашёл, чем возразить.

Он подышал на запонки, подумал, потом забраковал и Упыря.

– А у этого что за лицо? – поморщился он. – Ты что, назло его, что ли, позвал? У нас что, маскарад, что ли? У нас серьёзное мероприятие, тризна, можно сказать…

– Не, если не хочешь… – начал я.

– Ладно, ладно, не бузи, – примирительно сказал Сенька. – Шахов просил, чтобы всё было пристойно. А у нас… Какие-то уродцы…

– Щенок ты ещё, Сенька, – прошипел я. – Ладно Вырвиглаз, он погоды не делает. Хотя по большому счету он тоже к месту.

– С чего это он к месту?

– Он – представитель народа. Народ пришёл выразить нашему многоуважаемому мэру уважение в лице его усопшей собаки…

Маразм так маразм. До конца.

К моему удивлению, Сенька к этому бреду прислушался. Между нами разница всего ничего, а разрыв в мировоззрении капитальный. То, что для меня маразм, для него уже норма. У нашей страны нет будущего, это точно.

– Ты так считаешь? – спросил мой брат.

– Ну конечно. А что касается Дениса…

Я осторожно кивнул на Упыря.

– Он – это вообще находка. Ты знаешь, как Шахову будет приятно, когда он узнает, что сын главного инженера электросетей, человека со связями в ЕЭС России, провожал в последний путь его домашнего любимца?

Сенька молчал.

– Если Вырвиглаз – это как бы народ, то Денис – это как бы элита. И они сливаются в едином порыве перед лицом постигшей их трагедии.

Никогда в жизни я не нёс большей ерунды. Это была глобальная ерунда, тотальная, чушь, возведённая в двадцатую степень. Но, с другой стороны, кретинизм в наши дни уже и не кретинизм, а индивидуальность.

– Я об этом не думал… – Сенька почесал подбородок. – Пожалуй, ты прав. Надо Дениса переставить передним правым. И хорошо бы, чтобы он нёс на подушечке медали Диогена, но в связи с нехваткой кадров, обойдёмся без них. Пусть только причешется.

– Он обязательно причешется, – заверил я. – К церемонии.

– Как приходится работать, – горестно сказал Сенька. – Никаких условий, ничего… Ну ладно, всё образуется.

Мой брат снова стал бодрым и активным. Ещё бы – пробил звёздный час.

– По машинам! – скомандовал Сенька. – Денис, иди сюда.

И Сенька пригласил Упыря в кабину.

Нам же с Вырвиглазом достались места в фургоне, по сторонам от гроба. Гроб был хороший, дорогой, с ручками, бархатной подкладкой и золотистыми застёжками. Он настраивал на серьёзный лад и даже Вырвиглаз ничего при виде этого гроба не сказал. На мой взгляд, гроб был несколько длинноват, не думал, что собаки такие длинные. Хотя Диоген мастино-наполетано, а это псы крупные…

Мы устроились на скамейках, захлопнули дверцы.

– А Череп твой не промах, – завистливо усмехнулся Вырвиглаз. – В такие молодые годы и уже рядом с мэром…

– Рядом с его дохлой собакой, – поправил я.

– Это без разницы, – отмахнулся Вырвиглаз. – Тут нужно умение иметь. И везение. Везение в жизни – главней всего остального. Если человеку везёт, то всё остальное неважно.

– Не, Вырвиглаз, не так, – возразил я. – Везение – это опасная вещь.

– С чего это?

– С того. Вот я так считаю – у каждой вещи есть свои границы. У везения, у счастья, у здоровья. И этот запас может быть израсходован или на всякую ерунду, или на полезные вещи. Я вот считаю, что лучше ничего никогда не выигрывать. Потому что выиграешь – и запас удачи растратится, а когда тебе удача может реально понадобиться, её под рукой уже и не окажется.

Вырвиглаз задумался. Весёленькое выражение с его лица сошло, он сидел и молчал. А потом вдруг поднялся с сиденья и лёг в гроб.

Это в его духе, всякие выходки подобные. Ему кажется, что он оригинален. Бедняга.

– Интересно, – спросил он из глубин, – это обычный гроб или специально собачий?