Кэтрин Хьюз - Ключ [litres]

Он взял Герти за руку и провел пальцем по тыльной стороне ладони. Потом погладил по морщинистой щеке, все время повторяя ее имя. У Эллен захватило дух от того, насколько он был нежен.

– Спроси ее, помнит ли она тебя, – тихо попросила она.

– Я не Эдгар. Я сказал тебе, что не буду притворяться, – прошептал он на ухо Эллен. Он сказал это с добротой, но Эллен знала, что его не переубедить.

– Извини. Я что-то потерялась. Просто ты такой…

– Я всего лишь Дуги и по-дружески помогаю тебе.

– Я знаю и буду всегда благодарна за это.

Она смотрела на спящую Герти. Дыхание у той было слабое.

– Сейчас она кажется умиротворенной, да?

Дуги кивнул.

– Интересно, слышит ли она нас.

Не успел он договорить, как Герти открыла глаза и подняла руку. Она открывала и закрывала рот, скривив губы.

– Вот, попейте, – подала ей Эллен стакан воды, но Герти отмахнулась от него.

Совершив невозможное для себя усилие, она подняла руку и жестом позвала Эллен подвинуться ближе. Она наклонилась и приставила ухо ко рту Герти.

– Что, Герти? Вы хотите что-то сказать?

Где-то глубоко, в горле, рождались звуки. Голосовым связкам было очевидно трудно справиться с задачей, которую сейчас перед ними ставила Герти. Но, испуская последнее дыхание, она вымолвила первые слова за последние шестнадцать лет.

Эллен выпрямилась, осторожно закрыла глаза Герти и повернулась к Дуги.

– Она заговорила, – почти шепотом пролепетала Эллен.

– Что?

– Она заговорила, Дуги, – выдавив из себя улыбку, повторила Эллен.

– Что она сказала?

– Она сказала «спасибо вам».

Дуги раскрыл руки, и Эллен упала ему на грудь, спрятав лицо в его белой куртке.

– Спасибо, Дуги. Это все благодаря тебе.

Доктор Лэмборн провел рукой по подбородку, на котором уже ощущалась щетина – нужно будет купить но-вую бритву. Не успел он поправить галстук, как, шурша по ковру, открылась дверь. Доктор встал поприветствовать пациентку.

– Это Эми, доктор Лэмборн, – объявила медсестра и подтолкнула девушку в кабинет.

– Не надо меня пихать, я и без посторонней помощи способна пройти в дверь.

– Она в вашем распоряжении, доктор, – закатив глаза, сказала сестра.

– Пожалуйста, присядьте, – пригласил доктор Лэмборн, указав на стул напротив себя.

Она плюхнулась на сиденье. Глаза метали гром и молнии, и он порадовался, что между ними надежный барьер – массивный стол из красного дерева. За годы работы ему приходилось сталкиваться с самыми разными пациентами, не единожды на него нападали, но никто никогда не действовал на него так, как эта молодая девушка. В мгновение ока она лишала его самообладания. Он сжал ладони и положил их перед собой на стол. Если она заметит, что они дрожат, всем будет только хуже. Он сделал глоток воды и прочистил горло.

– Как вы себя чувствуете, Эми?

Она уставилась в потолок, закинула руки за голову и начала качаться на задних ножках стула.

– Уже месяц прошел, доктор Лэмборн. Почему вы держите меня здесь?

– Для вашей пользы.

– Но это неэффективно. Мне будет лучше дома. Отец сказал, что простил меня.

Доктор Лэмборн опустил взгляд на приоткрытый ящик тумбочки, в котором лежал бежевый конверт. На нем каллиграфическим почерком было написано «Доктору». Он закрыл ящик и повернул ключ.

– Расскажите о вашем самом раннем воспоминании, Эми.

– Зачем? Как это связано с происходящим?

– Просто сделайте мне приятно, – улыбнулся он.

Она вздохнула и сложила руки на груди.

– В чем разница между Богом и психиатром?

– Я не знаю, просветите меня, – сказал он, постукивая карандашом о блокнот.

– Бог не считает себя психиатром.

– Очень хорошо, Эми, – медленно кивнув, ответил он. Эти слова задели его гораздо больше, чем могло показаться.

Она намотала на палец прядь волос и усмехнулась. Выражение огромных карих глаз смягчилось, и лицо засияло удивительной красотой, которую он никогда не видел у пациенток сумасшедшего дома. Ее не портили даже залегшие под глазами темные круги.

– Давайте вернемся к нашей теме. Ваше самое раннее воспоминание?

Не говоря ни слова, она встала со стула и медленно подошла к окну. Она встала к нему спиной, словно не хотела, чтобы он был свидетелем ее чувств.

– Я была счастлива. По крайней мере, в самом начале моей жизни. Понимаю – вы ожидаете жалостливой истории о несчастливом детстве, в котором со мной жестоко обращались и были равнодушны, но все было совсем не так. – Она провела рукой по бархатной занавеске, гладя мягкий ворс. – Когда началась война, мне было всего два года. Я, конечно же, этого не помню, но помню ферму двоюродной бабушки, куда мы поехали жить. Только мама и я. Папа ушел на войну. Вы когда-нибудь кого-нибудь теряли, доктор Лэмборн? – спросила она, повернувшись к нему.

Вопрос застал его врасплох, и он ответил не сразу.

– Мы сейчас говорим о вас, Эми, не обо мне. Пожалуйста, продолжайте.

Он чувствовал, как в висках стучит кровь.

– Я бы хотела больше помнить о том времени. Когда думаю о ферме, вот здесь болит, – она прижала руку к груди. – Я начинаю томиться, мне до жути хочется повернуть время вспять. Там так красиво, вы не бывали там?

– Где?

– В Западном Уэльсе. Там фантастическая береговая линия – бурное, беспощадное море и открытые всем ветрам степные болота. Это зимой. А летом – усеянные цветами утесы и яркое солнце. Даже сейчас я могу почувствовать тот вкус соли. – Она облизала губы. – О, и запах полей, свежескошенного сена. Даже ферма с коровьими лепешками – райский запах для меня.

– Идиллия!

– Да, так и было. – Она раскрыла руки и закружилась на месте. – Мы провели там все время, пока шла война, – мамочка и я, полностью отгороженные от всего происходящего в Европе и остальном мире. У нас даже радио не было. Изредка придет какое-нибудь письмо от отца, иногда даже не письмо, а открытка с ячейками, где он ставил галочку напротив варианта «все хорошо». Мне было слишком мало лет, чтобы я могла скучать по нему, и, кроме того, скучать мне не давали. Когда я стала постарше, первая половина дня проходила в школе. Когда выходила с уроков, меня ждала Джесс, бордер-колли моей бабушки, с корзинкой в зубах. И мы вприпрыжку бежали вместе домой, собирали свежеснесенные яйца в сарае в поле за домом. Мама обычно уходила в луга рисовать – в окружении диких цветов и парящих над головой канюков [9] Хищная птица из семейства ястребиных, крик которой напоминает плач. . Ее можно было найти по мольберту, высовывающемуся из высокой травы. А потом мы уходили в дом, и я пила стакан парного молока – прямо из-под коровы. А мама грела сковороду и пекла оладьи.

Доктор впервые видел ее настолько оживленной. У нее сверкали глаза, и она почти улыбалась.