Лариса Баграмова - Проза

Саша появился из стеклянной двери сияющий и шёл ко мне навстречу. Я увидела перед собой энергичного, подтянутого мужчину с лучистыми зелёными глазами.

Мы стояли и разговаривали на пороге автошколы. Шутили, смеялись, я толкала Сашу в бок локтем. А он курил одну сигарету за другой почти безостановочно. И руки у него слегка дрожали.

— Научи меня водить машину! — повторила я ему свою прошлогоднюю просьбу.

На этот раз он согласился.

61

Я пришла на пятнадцать минут раньше назначенного срока. На часах было пять сорок пять утра. Саша уже вывел машину на улицу и закрывал ворота.

Я села на водительское место, он занял место инструктора…

— Всё отменяется, — неожиданно заявил мне Саша и вышел из машины обратно, оставив дверь со своей стороны нараспашку.

От удивления я раскрыла рот и выскочила вслед за ним:

— Возвращайся обратно!

— Я никуда не поеду: у меня нет настроения, я не хочу, я передумал, — тут же возразил он.

Я опешила. Что все это значит? Он гонит меня?

Слава богу, жизнь уже научила меня отделять важное от второстепенного, а настоящее от инсценировки. Я перестала верить делам, так же как ещё раньше перестала доверять словам. Я верю только намерениям. А если я их не знаю или не понимаю, я верю своему сердцу.

62

Саша не уходил, не закрывал двери машины, не отгонял её на учебную площадку. Закурив вторую сигарету, он начал ходить от автомобиля до дороги туда и обратно. А я за ним по пятам, потому что… Я не знаю почему, мне просто хотелось быть к нему поближе.

Мы кружили по замкнутому кругу, и я готова была двигаться по нему бесконечно. Он здесь, он рядом. Я желала именно этого. Разве имеет значение, чем мы занимаемся, если нас обоих это устраивает?

Но мне было важно выяснить один вопрос.

— Саша, я хочу увидеть отца. Хотя бы раз в жизни просто увидеть. А он не зовёт меня к себе и не едет сам.

— При чем тут я? — поморщился Саша.

— Мне ехать к нему?

— Не знаю, поступай, как хочешь! — не глядя на меня, поспешно ответил он и тут же, остановившись, добавил совсем с другой интонацией: — Поезжай!

— А если он выгонит меня?

— Уедешь обратно.

— А если я не хочу?!

— Тогда оставайся, — внезапно севшим голосом произнёс Саша.

63

И я осталась. Я села на пассажирское место и закрыла за собой дверь. Уютно. По радио — лёгкая танцевальная музыка. Я прикрыла глаза.

Саша оказался за рулем и повёз меня на бульвар. Припарковавшись около табачного киоска, он заглушил мотор и, забрав с собой ключ, вышел на улицу. Машина осталась открытой.

— Ты надолго? — поинтересовалась я.

— Не знаю, — ответил Саша.

Примерно через пару часов мои глаза стали слипаться. Я перелезла на заднее сиденье, положила под голову сумку и, обняв себя за плечи, свернулась калачиком: так теплее.

Саша вернулся в девятом часу вечера. Он разбудил меня, постучав по стеклу пальцами, и не выходя из машины, я перелезла на пассажирское кресло.

64

Мы с Сашей едем в Ташкент. Я за рулём уже вторые сутки, дорожное полотно плавится от жары и плывёт у меня перед глазами. На спидометре сто сорок. Перейдя через критическую точку, машина словно оторвалась от земли и парит в воздухе. Дорога ровная, и держа автомобиль на трассе, я могу совсем не шевелиться. Шума мотора почти не слышно, в салоне всё замерло в неподвижности. Я никогда не боялась скорости. Пугаться можно лишь того, чем не умеешь управлять, а я чувствую Сашину машину как продолжение собственного тела.

Саша спит, прислонившись головой к боковому стеклу. Я смотрю в зеркало на его седые волосы и пытаюсь представить, каким он был, когда ему было двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят… Зачем судьба разделила нас во времени? Несколько десятков лет для Вселенной — такая малость, а для человека — полжизни, а то и целая жизнь. Грех жаловаться, мы могли бы не встретиться вовсе. И всё же, родись я чуть раньше, а он чуть-чуть попозже…

65

Семьдесят два года. Что значит этот возраст для мужчины? Время подведения итогов и заслуженной гордости или горечь разочарования и ощущение бессилия физического и духовного? Похоже, Сашу не волнуют эти вопросы. Значит, всё хорошо. Значит, он прожил свою жизнь, как надо.

Мне двадцать восемь, почти двадцать девять. Уже не девочка, но назвать себя взрослой не могу до сих пор. Да мне и не хочется быть взрослой.

За окнами казахские степи. Пейзаж пуст, однообразен и клонит в сон. Теряется чувство реальности. Мне хочется спеть Саше колыбельную, но голос дрожит и ломается.

Мы едем в Ташкент. Три с половиной тысячи километров от начала пути до пункта назначения. Три с половиной тысячи километров от моей квартиры на окраине Москвы до дома с бассейном на одной из центральных улиц столицы Узбекистана.

66

Я везу туда Сашу. Я везу его к моему отцу.

1

Верочка появляется на работе с небольшим опозданием, чуть-чуть. Это чуть-чуть — не только из-за того, что автобус ходит по расписанию, раз в двадцать минут. Просто если садиться на предыдущий, то приедешь на работу на четверть часа раньше и столкнешься в дверях школы с толпой орущих и толкающихся учеников. «Пропустите Веру Анатольевну!» — начинает орать кто-то из старшеклассников, распихивая малышей, и создаётся дополнительная суета, которая так не нравится Верочке. Ну почему дети всегда шумят? Наверное, ей не следует работать в школе…

А если садиться на следующий, то придёшь на пять минут позже положенного времени, и можно пройти в полной тишине к дверям директорской приёмной по гулкому коридору на цокающих о кафельную плитку каблучках. Это Верочке нравится, она вслушивается в мелодичное «цок-цок», похожее на ритмичный ход часов, и на душе у неё становится легко и спокойно. В раздевалке суетливо и всегда молча шебуршатся опоздавшие. «Доброе утро, Вера Анатольевна», — почти шёпотом и опустив глаза в пол, стараются они как можно менее заметно проскользнуть мимо неё на лестницу. Всё-таки не зря она устроилась работать в школу…

Затем — двадцать пять минут отдыха. Директриса никогда не ставит себе в расписании первых уроков и появляется на работе ровно в девять, за двадцать минут до начала второго занятия. Идеальная начальница. За это время Верочка успевает привести в порядок причёску и обувь и разложить на столе журналы и ручки. «Доброе утро, Алла Николаевна», — поднимает она глаза навстречу руководительнице, — «Как ваше самочувствие?» И после десятиминутного разговора, когда нужно только заинтересованно кивать и покачивать головой, Верочка практически на целый день предоставлена сама себе: школьные перемены Алла Николаевна проводит в учительской на третьем этаже. И там же работает вторая секретарша, которая занимается всеми документами. Верочке нужно только отвечать на редкие телефонные звонки и следить за тем, чтобы ученики не бегали по первому этажу и не пробирались покурить под лестницу или на школьный двор.