Геннадий Дмитриев - Девочка и кошка

— Спасибо Вам, мне пора.

— Можете остаться, если хотите. Прилетайте ко мне в любое время, только старайтесь, чтобы люди не видели, что Вы умеете летать. Люди, которые не могут делать то, что могут другие, не пытаются изменить себя, а обвиняют тех, других в том, что они не такие, как все.

— Я прилечу к Вам, обязательно прилечу.

Я сел в машину и запустил мотор, взглянул на свою незнакомку, помахал ей рукой, и поехал. Я подумал, что так и не знаю её имени, и вдруг понял, что это совершенно не важно, не имеет никакого значения.

Я спускался по горной дороге, туда, где на причале меня ждал маленький домик и лодка. Уже остались позади скалы, и дорога шла вдоль долины узкой горной реки. Впереди, за поворотом, показалось селение, я снизил скорость, и вдруг из густого кустарника, наперерез машине, выбежал кот. Что есть силы нажал я на тормоз. Раздался визг заблокированных колёс, и кот успел проскочить перед самой машиной. Он остановился на противоположной стороне дороги, обернулся, и посмотрел на меня диким, перепуганным взглядом.

— Куда прешь, чёртов котяра! — гаркнул я на него. — Не видишь, что ли? Я же мог тебя задавить!

— Разъездились тут! — прошипел он в ответ. — Бедному коту и дорогу перейти негде!

Самое удивительное было не в том, что я услышал ответ кота, а в том, что воспринял это, как вполне естественное явление.

— Ты извини, брат, но не видел я тебя, смотреть надо, когда через дорогу бежишь. — ответил я коту.

— А я видел? Из-за поворота выскочил! Углядишь тут!

— Ладно, не серчай, зовут-то тебя как?

— Когда у людей жил, Васькой звали, а теперь никак не зовут, всё больше гонят. С тех пор как выгнали из дому, совсем жизни не стало.

— А за что же выгнали тебя, друг кошачий?

— Да, мясо со стола стащил! Жалко им, что ли, мяса этого?

— Ну, зачем же ты так? Голоден был?

— Да, нет, не голоден. А так просто. Мясо на столе лежит, и нет никого, ну, как не взять? Попробовать хотел, что они едят, и чем меня кормят.

— Слушай, Васька, я на рыбалку еду, ты рыбу ешь?

— Спрашиваешь! Конечно ем, если дают, сам-то я рыбу ловить не умею!

— Тогда поехали со мной, садись, — я открыл дверцу.

Кот вскочил в машину, и уселся на переднем сидении. Всё время, пока мы ехали, он, положив передние лапы на торпедо, внимательно следил за дорогой. Когда мы выехали за пределы села, кот начал проявлять беспокойство.

— Ты не бойся, Васька, я тебя не брошу, — успокоил я кота.

Наконец мы подъехали к причалу. Я оставил на стоянке машину, получил у дежурного ключи от домика, взяв удочки и рюкзак, и усадив кота на плечо, пошёл на причал.

Было тихое утро, вода была спокойна и прозрачна, легкая дымка висела над морем, у самого горизонта, горы, пробудившиеся от сна, застыли на фоне посветлевшего неба; полутени—полупризраки бродили в глубинах долин, куда не проникали ещё лучи восходящего солнца. Я решил сразу же выйти в море, наловить рыбы. Сложив в лодку удочки, я спросил кота:

— Ты как, со мной поедешь, или тут, в домике подождешь?

— Лучше с тобой.

— Тогда прыгай в лодку.

Кот запрыгнул в лодку, мы отчалили. Васька уселся на корме, и никак не мог дождаться, когда мы доберёмся до места лова. Отойдя от берега метров двести, мы подошли к одиноко торчащей скале, где в прошлом году был неплохой клёв, я бросил якорь.

— Ну вот, здесь попробуем.

Клёв действительно был неплохой, хватило и на уху, и коту на завтрак. Уплетая только что пойманную рыбу, кот блаженно мурчал.

— Ну что, Васька, наелся? — спросил я его.

— Ох, наелся! Давно так не ел!

— Тогда поплыли домой, ты-то наелся, а мне ещё уху сварить надо, я сырую рыбу не ем.

— Ну, и зря. Сырая рыба вкуснее. Почему это вы, люди, всегда варёное едите? Ничего вы не понимаете в настоящей пище.

Когда мы вернулись к причалу, я принялся варить уху, а кот дремал, растянувшись под теплыми лучами солнца, которое едва поднявшись над горизонтом, ласкало землю своими лучами, ещё не опаляя её полуденным зноем. Уха получилась вполне съедобная, хотя кот моё мнение по этому вопросу не разделял. От ухи он брезгливо отвернулся, проворчав:

— Ну, какой идиот портит запах рыбы лавровым листом?

После завтрака мы отправились спать. Я не спал всю ночь, и теперь, после сытной ухи, от усталости слипались глаза. А кот в любое время суток, после обильной еды не находил себе лучшего занятия, чем сон. Я с наслаждением растянулся на кровати, а Васька улёгся на коврике.

— Васька, иди ко мне на кровать, — предложил я коту.

— Раньше мне никогда не разрешали на кровати спать, — ответил он.

— Да, ладно, ложись, я разрешаю!

Долго уговаривать Ваську не пришлось, он залез на кровать, и улегся на подушке, у моей головы.

Когда я проснулся, солнце уже клонилось к закату. Кот сидел на кровати, и умывался. Заметив, что я проснулся, он спросил:

— Ну, что, ужинать будем?

— Ты поешь, а я не буду, мне тут отлучиться надо, навестить кое-кого хочу. Дверь не закрываю, хочешь — спи, хочешь — гуляй, а я к утру вернусь.

— Кто, женщина?

— Не твоё кошачье дело!

— Ясно, женщина, — философски заключил Васька. — И чем вы, люди, от котов отличаетесь? Только тем, что на двух ногах ходите, да рыбу вареную едите?

— Ладно, Василий, потом поговорим на эту тему, — прервал я кота, — я пошёл, не скучай тут без меня.

Я поднимался по крутому склону, а когда совсем стемнело, взлетел, и, набирая высоту, направился к вершине. Всё оказалось очень просто, как прошлой ночью. Я чувствовал себя легко и свободно. Не знаю как, но я безошибочно определял направление полета. Я просто знал, что нужно лететь «туда». Вскоре я увидел зубцы вершины, чернеющие на фоне темно-синего неба, и замок над обрывом. Она стояла на крыше, и, заметив меня, взлетела навстречу.

— Добрый вечер, — сказала она. — Как Вы провели день?

— О, я целый день проспал! Только утром наловил рыбы, сварил уху, а потом спал до вечера.

Я рассказал ей о том, как встретил кота, как обнаружил у себя способности понимать кошачью речь.

— Вот Вы и начинаете постигать мир, — ответила она, — а теперь мы полетим в лес, я покажу Вам ещё кое-что.

Мы прилетели в лес, что рос у подножья вершины, и плавно опустились на землю.

— Тихо, — сказала она, — слушайте!

Я прислушался, звучала прекрасная тихая мелодия, словно миллионы колокольчиков звенели разными голосами.

— Что это? — тихо спросил я.

— Это растет трава, — шёпотом отвечала она. — Она растет по ночам, а утром можно услышать, как говорят меж собой цветы. А если подняться высоко-высоко, то можно услышать, как смеются звёзды.

Мы снова взлетели, и, набрав высоту, с которой уже не доносились звуки земли, услышали тихий серебряный звон.

— Слышите? — спросила она. — Это звёзды смеются! Они смеются и что-то говорят друг другу.