Геннадий Дмитриев - Девочка и кошка

— Ничего не хочу знать! Для тебя диссертация важнее меня?

Она бросила трубку.

Она тоже хотела, чтобы я был, как все. Чтобы всё было как у других. Ничего особенного, ничего выдающегося. Всё, как обычно.

Я с успехом прошёл малую защиту, договорился о переносе даты регистрации в ЗАГСе на конец августа. Все были довольны, и мой научный руководитель, и Юлька. До свадьбы оставалось несколько дней, и вдруг я бросил всё, сел в машину, никому ничего не объясняя, и рванулся по ночному шоссе к перевалу.

Я надеялся, что снова встречу её, но проходил поворот за поворотом, а на обочине никого не было. Я остановился на перевале, в надежде отыскать дорогу к вершине, к полуразрушенному замку, но дороги не было. Я оставил машину на площадке около турбазы, чуть ниже за перевалом, и пошел к вершине. Я продирался сквозь густой лес, пока не вышел на плато, где летом стоял полуразрушенный замок. Но и его не было. Только скалы, обрыв, да зубцы вершины, устремлённые в небо, и больше ничего. Тяжёлые, серые облака рвались в клочья о скалы, истекая холодным мелким дождём. Осенний холод проникал в душу, наполняя её унынием и безысходностью. Я понял, что ничего, ничего уже больше не будет. Никогда.

Я стал таким, как все. Я женился, защитил диссертацию. Я разучился понимать язык зверей, птиц и цветов, и летать я больше не умею.

Поезд, замедляя ход, лениво пересчитывал колёсами стыки рельс. Металлический скрип тормозных колодок заполнил душное пространство тесного купе. Ещё раз заунывно пропели тормоза и, выдохнув сжатый воздух, затихли. Поезд остановился у какого-то маленького, затерянного в прибрежной степи, полустанка. Седьмой вагон оказался напротив низкого, одноэтажного здания вокзала с поблекшими стенами неопределённого цвета, окружённого высокими пирамидальными тополями.

Борис вышел в тамбур; молоденькая, хрупкая проводница с большими синими глазами протирала поручни.

— Долго стоим? — спросил он.

— Две минуты, встречный пропускаем, далеко не отходите!

— Да я здесь, у подножки, свежим воздухом подышу, — ответил Борис, спрыгнув на низкий, усыпанный гравием, перрон.

Из дверей соседнего вагона высунулась пузатая сумка с колёсиками, за ней показалось миленькое личико её молоденькой владелицы. Борис взял сумку, поставил на перрон, подал девушке руку.

— Спасибо, — тихо сказала она, и улыбнулась улыбкой Джоконды.

— Удачи Вам, — ответил Борис, вернулся к своему вагону, провожая девушку взглядом, она шла к зданию вокзала, отделенного от узкого, низкого перрона линией первого пути, волоча сумку за собой.

Осторожно! Там встречный проходить будет! — крикнула проводница вслед девушке, и та ускорила шаг. Сумка, жалобно поскрипывая маленькими пластмассовыми колёсиками, прыгала по рельсам и шпалам. И когда девушке оставалось лишь подняться на перрон, сумка зацепилась колёсиком за последний рельс. Отчаянно и нервно дёргала девушка сумку, но та не поддавалась. Тревожный, резкий гудок тепловоза больно резанул слух.

— Сумку бросай! Беги! — крикнула проводница.

Широко раскрытые глаза девушки были полны ужаса и отчаянья, руки её судорожно вцепились в сумку. Борис понял — сумку она не выпустит, страх парализовал её.

Он бросился на помощь, одной рукой рванул сумку на себя и вверх, другой обхватил девушку и выскочил с ней на перрон, оттолкнув подальше от рельсов. Мимо пронёсся тепловоз, обдавая их рёвом сирены, жаром и грохотом. Потянулась длинная цепь товарных вагонов и цистерн, закрыв пространство.

Девушка стояла неподвижно, судорожно вцепившись в ручку сумки, чуть не сгубившей её. Она была бледна, и не могла произнести и слова благодарности в адрес своего спасителя. Но Борис и не смотрел на неё, он напряжённо вглядывался в пространство, мелькающее между вагонами, отделявшими его от второго пути, на котором остался его поезд. Когда, наконец, последний вагон с грохотом и скрипом пронёсся мимо, открывая унылый степной пейзаж, Борис увидел — его поезда у перрона не было.

Выжженная июльским зноем степь, блестящая на солнце сталь рельсов, черные просмолённые шпалы, и всё… Поезда нет. Борис кинулся на перрон — последний вагон растворялся в белёсом, выгоревшем пространстве. Он остался один на чужом, затерянном полустанке, без денег, без документов.

Отделения милиции, куда он хотел обратиться за помощью, в здании вокзала не оказалось. Даже кассирша, закрыв кассу, ушла — больше поездов сегодня не будет. Вокзал опустел. Единственным человеком, к которому он мог обратиться, была спасённая им девушка, но и её нигде не было видно. Когда она ушла, и в какую сторону, Борис не заметил. Оставаться на опустевшем полустанке не имело смысла, следующий поезд будет только завтра, и Борис решил побродить по посёлку, не имея ни определённой цели, ни надежды на случай, способный разрешить ситуацию.

Сразу же за низким, невзрачным зданием вокзала начиналась единственная, узкая, мощеная булыжником улица, ведущая к морю. Сквозь неровный, местами вываленный булыжник проросла трава, и казалось, по этой улице давно никто не ездил. По обеим сторонам её тянулись одноэтажные дома под красной черепицей, скрытые высоким забором из серого ракушечника, поросшего мохом на стыках камней; сверху забор был украшен осколками битого стекла.

Эта улица без тротуаров, с редкими деревьями у ворот домов, привела Бориса к обрыву, обозначавшему берег. Там, внизу, между глыбами скал жёлтого, исхлёстанного ветрами, обожжённого солнцем, ракушечника синело море. Борис сел на скалу и стал смотреть на волны, обдумывая, как дальше быть. Ничего разумного в голову не приходило. Он не помнил, сколько времени прошло, может час, может два, может больше, когда он почувствовал, что справа от него кто-то стоит. Борис обернулся, и увидел её. На скале, на самом краю обрыва стояла девушка с улыбкой Джоконды, та самая, которую он спас от летящего тепловоза.

Она тоже заметила Бориса и повернула голову.

— Ой! Это Вы?! Простите, — сказала она, — я так растерялась, что не смогла Вас поблагодарить.

Вместе с этой девушкой, таинственно исчезнувшей, и так неожиданно возникшей на диком морском берегу, появилась надежда.

— Хорошо, что я Вас встретил, ведь все мои вещи, документы и деньги остались там, в поезде. Я никого не знаю в этом городе.

— Это я виновата во всём! Такая нелепость! Теперь, вот Вы из-за меня пострадали. Скажите, чем я могу Вам помочь?

— Не могли бы Вы одолжить мне немного денег на билет? Я доберусь на следующем поезде до Приморска, потом вышлю Вам долг.

— Вы ехали в Приморск?

— Да, хотел провести отпуск у моря, в горах, а оказался на этом полустанке.