Никита Немцев - Русский бунт

— Ты что — ходить разучился?

— Мне бы… — Я стал припоминать, куда я направлялся. — Мне бы пописать.

— Блин! Опять всё бабушке Лиде делать.

Она ткнула меня в заднюю часть меня и заставила путешествовать дальше, а потом взялась делать что-то вовсе неприличное: заталкивала мои нижние отростки в какие-то неправильные коробки и дрыгала туда-сюда верёвочки: она брала их своими рассечёнными на пять частей верхними отростками и складывала в невозможные конструкции. Я сосредоточенно наблюдал за происходящим.

Дальше она придвинулась к куску железа с четырьмя сторонами и углами как на букве «Г», но там была ещё одна буква «Г», у него в середине, а может быть, и в треугольнике. Лида направила продолговатую часть себя к этой букве, не помню, как называется, но не той, что сбоку, а той, что в середине, и что-то с ним сделала — кусок железа отодвинулся и обнаружил прятавшуюся черноту.

— Сортир на улице, — она дала последнее наставление.

Я стоял, собираясь с мужеством.

— Всё закончилось? — спросил я.

— А что-то было? — Лида загадочно улыбалась в мелькавшей припадочной гирлянде, но всё-таки смилостивилась и поведала мне про вино в холодильнике.

Слушали Pink Floyd, «АукцЫон», Вивальди, Боуи, эфиопский джаз, группу Love, Гребенщикова, саундтрек Hotline Miami, Высоцкого, Слая Стоуна, Aphex Twin (Стриндберг балуется), Slint, Jefferson Airplane, Shellac, Шостаковича, Прокофьева, Sonic Youth, Нино Роту, Velvet Underground, Звуки Му, HEALTH, «Комбинацию», Игги Попа, Томаша Станко, Хэндрикса, Йозефа Ван Виссема, Сайнхо Нымчылак, Laibach и Polvo. Тут кто-то додумался поставить «Поэму экстаза» Скрябина. Не надо было этого делать…

— Аркадий Макарович, а вы случайно не сатана? — спросил вдруг я.

— Графинин, мы же договорились: без религиозных экстазов. К тому же — чем мне тебя искушать? Марки всё равно Шелобея. — Он тряс в руке кости.

Остальные молча следили за игрой. Я смотрел в какую-то бездну.

— Ну не знаю. Вы как бы за то, чтобы в спектакле участвовать, а Дёрнов предлагает выйти.

— Да дурак твой Дёрнов! Ну хотя бы пару, ну? Чёрт! — Стелькин положил руку на лоб. — Послушай, я просто хочу поиграть в покер, попырить вон на тот папоротник, попариться в баньке и лечь спать, понимаешь? Сатана — это, между прочим, работа. И за эту работу мне не платят.

Лида прыснула (я это заметил): наверное, уже сто раз читала.

— Ну не хотите «Книгу мёртвых» — давайте театр устроим! — не унимался Стриндберг.

— Держи себя в руках, Константин! — бросил Стелькин.

— Ладно, мы пока погуляем, — сказал Эд и увёл Лену (Лида сопроводила их брошенным взглядом).

— Только не потеряйтесь! — кто-то им крикнул вдогон.

А Стриндберг тем временем надыбал какого-то небывалого дачного тряпья, рубаху и даже лапти: перед нашим взглядом стоял самый настоящий русский мужик. Он прокашлялся:

— Этюд называется «Русскость».

Стелькин закатил глаза. Стриндберг стал чесаться за пазухой:

— Это вообще анекдот. — Он достал из папоротника комочек чернозёма и прижал его к груди. — Русский шпион сидит в порту немецкого города Эф, в кафе, записывает количество судов и навигационные сведения: прячется за газетой, пьёт чай. К нему подходит немецкий офицер и говорит: «Я знаю, вы русский шпион, уходите отсюда подобру-поздорову». Шпион ему, удивлённо: «Но как вы узнали?» Офицер отвечает: «Вы пили чай с ложкой». Приходит шпион на следующий день, весь вид свой изменив. — Стриндберг размазал чернозём по лицу (настолько неузнаваем был шпион). — Офицер опять подходит к нему и говорит: «Ну, право, второй раз уже неприлично». Тот ему: «Но как? Я же пил чай без ложки!» Офицер ему: «Да, но вы её облизали и спрятали в карман». Что делать? Приходит шпион на третий день. — Стриндберг прочертил в чернозёмном лице какие-то камуфляжные полосы. — Офицер снова подходит: «Какой вы упрямый». Шпион ему: «Но как?? Я предпринял все меры!» А офицер говорит: «Да, но вы ложку на блюдечко положили, а чай всё равно пили с закрытыми глазами».

Аплодисменты со всех сторон.

— Ну да, да, знаем. И так сойдёт, великий русский авось, чем в стране больше нищих, тем она к богам ближе, атака мертвецов, крепость Осовец, — забурчал Стелькин. — Да русский и Христа продаст, и себя продаст. Весь этот героизм поганый, а на самом деле — «моя хата с краю». Но ты, Костя, зря думаешь, что это наша особенная черта. У всех так.

— Ну нет, — возразил Шелобей. — У американцев — «моя хата везде».

— Анекдот же не про то, — сказала Лида. — Ложки нет.

— …И замечаешь — и так тошно, что обратно забыться хочется, — говорила Лида. — А потом сон так надоедает, что опять просыпаешься. И без конца эта кутерьма, песок отгребать — как в «Женщине в песках»

— Тебе же пятнадцать, да?

— Мне двадцать семь.

— Прелесть какая! Сейчас, я всё объясню. Смотри. Если человек…

Из-под стола протянулась рука и отчаянно схватила Лиду за свитер.

— Лида, мне страшно! Лида! — Это был Шелобей.

Довольно грубо (как репейник) она отцепила руку от себя и прижала бутылку покрепче. Шелобей попробовал встать, перевернул стол в дребезги и с грохотом повалился на спину.

Все резко застыли и молчали до невыносимости.

— Я думаю, нам надо расстаться, — сказал Шелобей, приподнимаясь на локтях.

— Что?

— Это всё смерть. — Он встал и устремил на неё забитый взгляд.

Лида посмотрела удивлённо-строго: какое-то время так продержалась, потом тихонько заплакала, из плача — в рыданье, и вот уже она бьёт Шелобея и кричит что-то неясное, неразличимое, нечеловеческое. Шелобей вырывается, хватает стул и уже замахивается её ударить, но тут начинают играть HEALTH, — он бросает стул и танцует куда-то из комнаты. Лида догоняет его, вцепляется крепче…

Стриндберг торжественно открыл дверь. Одубелые Эд с Леной не сразу поняли, что их впускают.

Сгоняя онемение, их потчевали чаем и кутали в здоровый и тяжёлый бабушкин плед.

— Я не знаю, где мы были, — начал Эд, приплясывая губами.

— Там началась метель, — подхватила Лена.

— Мы пытались сориентироваться по луне.

— Но было видно только снег.

— Я попробовал сообразить шалаш и костёр.

— Но у Эда руки из жопы.

— Ветки просто были ледяные а зажигалка замёрзла на фиг.

— Потом появился голый мужик в пальто и поманил молча.

— Мы пошли за ним и вышли на дорогу.

— Там мы встретили Человека-паука.

Лена достала из-под пледа игрушечного Человека-паука. Случайно нажалась кнопка, и он бодро сказал: «К бою готов!»

— Нам однозначно нужна баня, — заключил Стриндберг.

Дамы в скромных полотенцах — на нижней полке, мужики в беспардонных трусах — на верхней. Стриндберг ходил и нахлёстывал себя веником. Шелобей лежал. Я чувствовал, как смола каплет жгуче мне на плечо.

— А знаете, что? — сказал Шелобей, приподнявшись на локтях.