Юрий Берков - Записки атеиста

Ну, а потом всё пошло как по маслу. Уже никаких особых эмоций не было. Раздробили мы ему камень, небольшой, в левой почке, промыли песок и отпустили.

А на следующий день он пришёл ко мне в подсобку и стал извиняться. Стоит, лицо розовое, уши горят, а глаза как угольки светятся. Я как взглянула на него, так тоже порозовела. Бормочу чего-то невнятное, мол, всё нормально, не стоит беспокоиться. А сама думаю, как бы с ним законтачить? Парень рядом вертится, говорит, а сам на дверь всё поглядывает. Потом вдруг закрыл её на задвижку и меня в объятиях как стиснет! И целовать начал, страстно, неистово. А в подсобке мешки с постельным бельём лежали. Так мы на эти мешки и грохнулись. И ничего уже больше не сказали друг другу. Оба всё понимали, оба хотели одного и того же. Полное слияние душ. И тут я снова испытала оргазм, да не один! С тех пор так и пошло у нас каждый день. Мужчина он был отменный. И ни о чём мы с ним особо не говорили. Только глянем друг на друга влюблёнными глазами и на мешки. А о чём говорить? Всё и так ясно. Влюбились мы друг в друга по уши! Две недели он лежал в клинике, почки промывал, и две недели каждый день у меня был праздник. Ну, а потом выписался он, и мужчины стали мне как-то безразличны. Вскоре выяснилось, что я беременна. Через девять месяцев родилась дочь, Оксана. Вот так и закончилось моё знакомство с Володей.

— Ну, а после этого вы не виделись? — спросил Евгений Робертович.

— Встречались ещё пару раз здесь, дома. Но Нона каждый раз отчитывала меня, что я доставляю ей неудобства. Он был женат, и к нему я пойти не могла.

— Да… — произнёс Евгений Робертович. — Жизнь — сложная штука. Особенно отношения между мужчиной и женщиной. Некоторые всё время говорят о любви, а любви-то и нет. Так, один секс. А другие ничего не говорят, но жить друг без друга не могут.

Посидели ещё, поговорили, и женщины стали петь русские народные песни. Оказалось, что они давно спелись и дуэт звучит отлично. Евгений Робертович начал подпевать им, и хор зазвучал по-новому. Вечеринка превратилась в тёплую задушевную встречу трёх близких друзей. Время подходило к одиннадцати.

— Ну, что, оставайтесь у нас, — сказала Нона. Или вы опять собираетесь нас покинуть?

Евгений Робертович, подумал и решил остаться.

Утром они распрощались. Женщины пошли на работу, а Евгений Робертович — домой. Он чувствовал небольшую слабость в ногах, но на душе было легко и спокойно. Женщины согрели его стариковское сердце, и он был благодарен им. Он понял, что ещё вполне состоятелен как мужчина, если заранее принять меры. Впереди были новые встречи, новая жизнь. И он ничуть не жалел, что оказался в Найске. Что променял свою виллу на дружбу со столь пленительными особами.

Евгений Робертович с нетерпением ждал очередной встречи со своими подругами — копил силы. Через неделю он опять позвонил им.

— Девушки, я к вам сегодня приду. Вы не возражаете?

— Нет, Евгений Робертович, приходите. Мы будем рады.

— Зовите меня просто Джон. Я привык к этому имени в Америке. «Евгений Робертович» — это слишком официально. Ведь мы же с вами друзья, не правда ли?

— Хорошо, мы постараемся привыкнуть к вашему новому имени. Будем звать вас мистер Джон!

— Никаких «мистеров». Здесь в России это смешно.

— Хорошо, Джон, приходи к нам. Мы ждём тебя, — ответила Нона.

В шесть вечера Евгений Робертович был у подруг. Они встретили его, как всегда, приветливо, а Нона даже поцеловала.

— Ты единственный мужчина в нашем доме, — сказала она. — Мы уже порядком надоели друг другу, а ты вносишь в нашу жизнь разнообразие и какую-то мужскую ауру. С тобой мы чувствуем себя женщинами в лучшем смысле этого слова. Не бабами, готовыми поорать, поскандалить, а именно женщинами, готовыми к ласке, к сочувствию, к пониманию.

— Именно такие женщины мне и нужны. Именно за это я вас и ценю, дорогие мои.

Они сели за стол, выпили вина, и началась беседа. И тут впервые женщины услышали от Евгения Робертовича подробный рассказ про строящуюся под Найском общину медиков и биологов. О строительстве они знали и раньше, но сейчас они видели перед собой человека, который занимался этим строительством непосредственно, который стоял у его истоков, был организатором. Дамы были крайне удивлены, что Джон в возрасте семидесяти лет продал свою виллу во Флориде, квартиру в Вашингтоне и занялся строительством медико-биологической общины для молодёжи.

— Неужели вы не могли найти себе спутницу жизни там, в Америке, и жить с ней на своей шикарной вилле? Да за вас бы и молодая пошла с таким-то богатством! — воскликнула Инна.

— Вот именно! Молодая, может быть, и пошла бы, и ложилась бы со мной в постель, а втихоря наставляла бы мне «рога» с любовником. Богатство не способно сделать человека счастливым, оно не может заменить истинной и бескорыстной дружбы, верности, преданности. Я хочу, чтобы меня любили не за моё богатство. Марта нанесла мне большую душевную травму и всё из-за денег. Она изображала любовь, преданность, а оказалась змеёй, готовой предать, ужалить в любую подходящую минуту. Я долго думал над всем этим и пришёл к выводу, что буду счастлив только отказавшись от своего богатства. Тогда люди смогут относиться ко мне бескорыстно, как к равному, и только тогда, возможна искренняя дружба. И я не ошибся. Сознайтесь, поехали бы вы жить на мою виллу и стали бы дружить со мной там, в Америке?

— Сейчас бы поехали, — ответила Инна.

— Это когда мы уже подружились и стали близкими людьми. А раньше? Скажем, встретились бы мы на каком-нибудь курорте и узнали бы вы, что я очень богат. Стали бы вы за мной ухаживать, добиваться дружбы?

— Нет, — ответила Нона. — Это не в моих правилах. Я выбираю друзей и подруг равных мне по общественному положению, по материальному достатку. К миллионеру я бы не подошла. А вдруг он подумает, что мне нужно его богатство, а не он сам? А вдруг попрекнёт когда-нибудь, что я живу за его счёт? Нет, от миллионеров я держусь подальше.

— Вот именно! Я давно заметил, что люди очень меняются, как только узнают кто я такой. Всё хорошо, пока мы встречались на работе, в клинике, в институте. Больные и медперсонал хорошо ко мне относились. Но стоило пригласить кого-нибудь на мою виллу и отношение сразу менялось. Либо начиналось преклонение, заискивание, либо возникало отчуждение, замкнутость, неискренность. Одни мне завидовали, другие хотели от меня чего-то, появлялись корыстные интересы. Поэтому я и держал в Вашингтоне небольшую квартирку для друзей. В ней их не давило моё богатство, они не испытывали неловкость. А про виллу я помалкивал. Но когда с работой было покончено, когда меня отправили на пенсию, я перебрался во Флориду и там в полной мере испил всю чашу одиночества. Вот почему я ухватился за идею строительства общины, вот почему продал шикарную виллу и переехал в Найск. В сущности, я обыкновенный человек и всю свою жизнь служил людям. И не стоит мне отгораживаться от них на старости лет высокими стенами золочёной клетки. Теперь я вновь воссоединился со своей семьёй, с семьёй сына. Имею внуков и вполне доволен жизнью. В Найске у меня появились друзья-пенсионеры и, наконец, я встретил вас, мои дорогие. Я ещё не построил общины, но уже нашёл своё счастье. Да, я счастлив здесь. А если вы согласитесь переехать в общину, то мы заживём одной дружной семьёй.