Давид Фонкинос - Две сестры

– Знаю.

– Иногда мне кажется, что ты на меня злишься.

– Ну что ты такое говоришь?! Ты для меня столько сделала. Если бы не ты… не знаю, что со мной стало бы… Нет, если я и злюсь, то лишь на свою жизнь.

– Не нужно так говорить.

– Но это сильнее меня.

– Да, понимаю…

– …

– Можно тебя спросить одну вещь?

– Давай.

– Ты больше никогда не говоришь об Этьене. Я просто хотела знать, как… как ты теперь относишься к нему.

– Я о нем не говорю, потому что не могу произносить его имя. Да и что тут скажешь? Он меня бросил, и с этим ничего не поделаешь. Вот это-то, наверно, и есть самое страшное. Я должна смириться с ситуацией, которую никак не могу принять. И все время, каждую минуту думаю о нем. Иногда просто умереть хочется, когда я представляю себе, что он сейчас с другой, что она может родить ему ребенка. Вот это причиняет мне адскую боль. Потому что тогда все будет кончено безвозвратно. Ну а в другие моменты я отношусь к случившемуся как-то легче. Во всяком случае, я понемногу прихожу в себя. И даже время от времени внушаю себе, что у нас был прекрасный роман, а это уже не так плохо.

Матильда произнесла этот монолог единым духом, словно он давно уже сложился у нее в голове и теперь она просто его озвучила. Ей было невыносимо говорить об Этьене, но она решила ответить на вопрос сестры со всей искренностью, на какую была способна. Случается, что человек исповедуется не из внутренней потребности, а просто желая успокоить другого (и это одна из аномалий жизни в обществе). Агата, конечно, была чудесной женщиной, но, если вдуматься, разве могла она хоть что-нибудь понять в ее горе? Ее-то никто никогда не бросал. Она никогда не бывала в Хорватии. И Фредерик никогда не встречался с какой-нибудь Ирис до того, как познакомился с ней. Столько человеческих уравнений… и все они мешали Агате встать вровень с Матильдой и понять ее боль.

Наилучший способ избавиться от расспросов о себе – это пролить свет на жизнь другого. И Матильда спросила:

– Ну а ты?

– Что – я?

– Ты с Фредериком. Ты счастлива?

– Конечно. Мне даже странно слышать такой вопрос.

– Ну, я просто хотела знать. Меня же интересует твоя жизнь. Вы так же сильно влюблены друг в друга, как вначале?

– Да… конечно… Правда, с рождением Лили все стало немного по-другому. И потом…

Агата прикусила язык: ей не хотелось говорить о присутствии Матильды в их доме. Но ее сестра предпочла обсудить эту тему:

– Конечно, я понимаю, что после моего вторжения… с вашей близостью все стало сложнее. Я знаю.

– Ну, ясно, что в большой квартире нам всем было бы комфортнее. Но Фредерик – прелесть, он ни разу и слова не сказал по этому поводу. Ты же знаешь, мы на все готовы ради тебя… и хватит об этом… Я просто хотела узнать, как ты смотришь на эту ситуацию. И сколько времени хотела бы пожить у нас?

– Не знаю. Я могу переселиться к друзьям, если вы хотите…

– Нет… нет… Ты здесь у себя дома.

– …

– Ну а как у тебя дела с работой? Есть новости? Вот и об этом ты тоже молчишь, из тебя ничего не вытянешь.

Эта вечеринка- расслабуха , устроенная сестрами, начинала принимать характер допроса. В какой-то момент Матильда даже собралась встать и уйти. Она не собиралась это терпеть. Расспросы Агаты – кстати, совершенно естественные – казались ей беспардонным вмешательством в ее жизнь. Она чувствовала себя униженной. Но все же постаралась скрыть свои чувства и ответила:

– Да, извини, я как раз хотела тебе сказать: мне наконец сообщили дату заседания комиссии. Директор нашего лицея обещал меня поддержать. Но я не жду от этого ничего хорошего: начать работу мне позволят не раньше следующего учебного года и, конечно, в другом лицее.

– Мне очень жаль.

– Вот такие дела.

– Ну а что с финансовой стороной?

– Пока суд да дело, я буду получать только часть своей зарплаты. Вот почему до сентября мне будет трудно снять другую квартиру.

– До сентября…

– Да.

– Если хочешь, мы можем тебе подбросить денег… немного, но так, чтобы хватило на аренду.

– Я вижу, тебе очень хочется, чтобы я съехала.

– Да нет же! Это не столько ради нас, сколько ради тебя самой. Чтобы ты смогла заново строить свою жизнь. Тебе нужно почувствовать, что ты у себя дома.

– Вот уж не знаю, где я буду чувствовать себя как дома…

– …

– Но я могу на несколько дней перебраться в отель, чтобы дать вам передохнуть.

– Неужели тебе так плохо у нас? Живи здесь, сколько захочешь.

– Спасибо.

– И потом, иногда ты можешь ходить куда-нибудь по вечерам. У тебя же раньше было много друзей.

– Да-да, я теперь буду чаще предоставлять вас самим себе. Обещаю.

– Пойми, я это говорю в твоих интересах. Тебе полезно было бы выходить из дома, встречаться с людьми. Чтобы развеяться [26] «Еще одно идиотское выражение, – подумала Матильда. – Как будто можно по своей воле взять и развеяться, как развеивают дым от сигареты». .

– Да, ты права. И кстати, – солгала Матильда, – завтра я встречаюсь с одной подругой. Это бывшая коллега.

– Ну вот и прекрасно, – одобрила Агата, одновременно подзывая взмахом руки официанта. Она уже порядком устала от этого трудного разговора и выпитого вина. Ей хотелось отдохнуть. И чувствуя, что завтра у нее не хватит сил пойти в банк, она заранее решила отговориться воображаемой мигренью.

Некоторые люди, как это ни поразительно, совершенно не меняются внешне. Сабина относилась именно к этой категории. Матильда увидела то же самое лицо, словно время не имело над ним власти. Бывшие коллеги назначили встречу в греческом ресторанчике, где подавали комплексные обеды – закуски, второе и десерт – за весьма умеренную цену. Впрочем, Матильде это было совершенно безразлично, есть она не хотела и заказала только графинчик красного вина. Из чего Сабина заключила, что ее бывшая коллега стала алкоголичкой. Но выводы Сабины часто бывали скороспелыми.

Как бы то ни было, ее растрогал звонок Матильды.

– Я так переживала за тебя. Ты перестала мне отвечать. Я прямо не знала, что и думать…

– Ну, прости меня, я виновата. После того, что случилось, мне нужно было изолироваться от внешнего мира.

– Да, но ты могла хотя бы позвонить, – настаивала Сабина с упреком в голосе, словно это она сама переживала трудный период. Матильда молчала, и ее подруга заговорила чуть мягче:

– Я, конечно, понимаю, что тебе пришлось туго. У нас в лицее все только об этом и судачили. Я просто поверить не могла, но дети мне все подтвердили. Как это случилось, Матильда?! Как ты могла – ударить ребенка?! А главное, именно Матео, которого ты обожала…

– Мы что – встретились именно для этого? Я уже все объяснила кому надо.

– Ну, извини, просто мне трудно это понять, вот и все. Ты всегда была так внимательна к людям. Я тебя считала воплощением доброты. Да ты такая и есть…