Мортен А Стрёкснес - Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки

Рассказы Хуго часто бегут по ассоциативному кругу – одна байка, притомившись, хлопает по спине новую, та подхватывает эстафету, и забег этот может длиться сколь угодно долго. Байки все дальше уводят слушателя от стартовой черты, так что в результате, окончательно запутавшись, он теряет нить и начинает подозревать, что байки травятся просто так , а не в связи с чем-либо.

Так или иначе, одна-другая из рассказанных баек обращают мысли Хуго к Молёйю, островку близ Стейгена. Там, позабыт-позаброшен, стоит рыбацкий поселок, куда любопытно было бы наведаться Хуго. Когда-то они с братом заякорили свой рыбацкий шмак, а сами на веслах пошли на песчаное мелководье. Да только недооценили силу волны, и рекса (так Хуго зовет все свои деревянные весельные лодочки), подлетев кверху, опрокинулась. Братья угодили в ледяную воду. Выбрались на берег, но ненадолго – зима клонилась к концу, так что воздух был не теплее моря. На обратном пути к шмаку рекса снова стала набирать воду – небольшая течь, после того как лодкой поиграли волны, существенно расширилась. Рекса пошла ко дну, братья едва успели зацепиться за шмак. Но не за планширь, а ниже – за шпигат, небольшое отверстие в фальшборте, по которому с палубы стекает вода. Продрогшие, обессилевшие, в набрякшей от воды одежде – забраться на борт не было ни малейшей надежды. Повисев так бок о бок, словно персонажи из мультфильма, братья поняли всю глупость своего положения и посмеялись над собой. Силы тем временем таяли. Надо было идти ва-банк. Брат оперся на Хуго, как на трап, и сумел-таки вскарабкаться по нему наверх.

Не удержись Хуго в тот момент, ни один из братьев не смог бы теперь поведать эту историю. Мораль ее, по мнению Хуго, состоит в том, что на самом деле мороз не так уж страшен, даже когда полчаса купался в Вест-фьорде в марте месяце.

– Мы потом еще целый день ходили по морю, даже не переодевшись. Хотя нет, все-таки кое-что я отморозил. Позади глаз, ближе к затылку, под самым темечком. Там промерзло.

Иной раз я спрашиваю себя, насколько велика в моем друге доля морского млекопитающего.

Что происходит в морской пучине под нами, на глубине свыше трехсот метров? Почуял ли хищник нашу зловонную приманку, маслянистые продукты распада которой распространяются под водой, подобно клубам дыма? А как быть, если и впрямь возьмется? От одной мысли об этом грудь наполняется сладким восторгом с примесью жути.

Один мой приятель, ходивший матросом на траулере, поведал мне однажды, как они обычно поступали с гренландскими акулами, коим не повезло сперва угодить в трал, а после быть поднятыми на палубу. Привязав акулу веревкой за хвост, ее поднимали грузовой стрелой и вывешивали за борт. Там перерубали хвостовой стебель, и акула тяжко плюхалась в море. Рубили как по маслу – у гренландца, как и у любой акулы, костей нет – сплошные хрящи. Акула, упав в воду, сперва думала, что отделалась легким испугом, но вскоре понимала, что с ней что-то в высшей степени неладное. Мы бы сами, отруби нам кто обе ноги да брось за борт в открытое море, справились не лучше той акулы. Без хвостового плавника акула беспомощна. Не способна ни плыть вперед, ни даже держаться в воде. Скоро она пойдет ко дну, и там в ледяном мраке ее, скорее всего, заживо сожрут другие гренландские акулы.

Похожим образом истязали гигантских акул, рассказывает Хуго. Обыкновенно, перевернув пойманную вверх тормашками, ей вспарывали брюхо, чтобы вытекла печень. Лишив же печени, отпускали.

Впрочем, хвост гренландцу рубили не всегда. Мой приятель с траулера сказывал еще, что, бывало, на боку акулы они писали краской название выловившего ее траулера, оставляя своеобразное послание следующим траулерам, какие бы ни поймали ее. Поймав акулу с такой надписью, рыбаки со следующего траулера писали свое название с другого бока и отпускали рыбу вновь. Конечно, проще было бы послать поздравительную открытку, но у рыбаков с годами устоялись свои хохмы.

– Погоди-ка! Кажется, буй повело, – замечает Хуго.

Действительно, наш гигантский поплавок ведет себя неестественно, как-то суматошно подрагивая на воде. В паре сотен метров от нашей лодки, угодившей в самый эпицентр скумбриевого косяка, явно наметилось какое-то движение. Хуго заводит мотор, и через минуту мы уже на месте.

Хуго начинает выуживать. Вернее, тянет-потянет, да так натужно, что сомнений не остается – взялось что-то крупное. Когда Хуго устает, я сменяю его. С моей помощью дело движется еще медленней. Доводилось ли вам когда-нибудь поднимать семиметровую акулу в семь центнеров весом, болтающуюся на трехсотметровом канате с поводком в виде шестиметровой якорной цепи? Канат врезается в пальцы, идет борьба за каждый дециметр, и кажется, ей нет конца. Прилипшие к канату медузы больно жгутся, не добавляя приятности нашему труду (работаем-то мы без рукавиц).

И тут, когда руки вконец обессилели, а до добычи осталось метров пятьдесят с небольшим, канат вдруг пошел легко. Всякому, кто рыбачил, знакомо это разочарование. В долю секунды рушатся самые радужные ожидания. Только что ты был на подъеме, энергичен и собран, и вот уже, считая ступеньки, катишься в темный подвал. Больно режет руку веревка под тяжестью груза, но еще больнее режет душу утрата этой тяжести. И подъем холостой веревки, пусть весит она самую малость, дается трудней. Вот уже под лодкой завиднелись и цепь, и крюк на ней. Я тащу их наверх, и они позвякивают в воздухе. На кости, когда мы наживляли ее на крюк, было немало красных шматков мяса. Теперь ее словно отполировали. Только копошатся какие-то козявки, напоминающие жуков. Видимо, как раз те раки, что селятся на брюхе у акулы.

На кости и на жировых наростах видны отметины как от пилы – следы акульих челюстей. Я просовывал жало крюка в отверстие для сухожилия, теперь же оно сидит глубоко в самой кости. Я наблюдал, как гренландские акулы в любой ситуации предпочитали раздавить челюстями все что ни попадя. Видимо, поэтому наша акула и не засеклась. И сорвалась. И нам остается лишь молча сидеть.

Потом, когда схлынет первая волна разочарования, мы примем сход не за нашу неудачу, но за знак, указывающий, что мы все делаем правильно. Мало кому с первой попытки посчастливилось быть в шаге от поимки гренландской акулы. Ладно, меняем наживку и закидываем по новой.

А в глубине, под нашими понтонами, ходит наш кракен и жаждет насытиться. Всего в нескольких сотнях метров от нас, ближе к земле, виднеется яхта. На ней веселится молодежь, наслаждаясь чудесной погодой. Девчонки ныряют с борта – водичка холодна да теплее уже не будет. Знали бы, чье недреманное око смотрит из пучины, пока они плещутся в море – птицей бы вспорхнули обратно на яхту. На одной из девушек оранжевый купальник. Неизвестно откуда распространилось мнение, что желтый и оранжевый провоцируют акулу на агрессию. Потому австралийские водолазы и серфингисты не носят этих цветов.