Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

© Иван Владимирович Булах, 2019

ISBN 978-5-0050-0411-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Так уж повелось, что самое ценное и дорогое подчас трудно разглядеть. В природе те же драгоценные камни просто цветные камушки, и только когда их отделят от породы, сделают огранку и поместят в достойную оправу, они заиграют искрами радуги. С людьми так же. Иногда за неприглядной внешностью и одеждой скрывается цельная и сильная натура. И ещё, чудаков считают чуть ли не юродивыми, забывая, что это мудрые люди и таких на Руси всегда любили как людей, помеченных Божьей искрой. Так же и в литературе — самые интересные сюжеты даёт сама Жизнь, вот только в сутолоке и суматохе наших дней их надо суметь разглядеть и, как драгоценным камням, дать огранку.

Автор этой книги продолжает традиции В.М. Шукшина: он тоже «деревенщик», а наблюдательности ему не занимать. Он говорит живым и самобытным языком простого народа, который в деревне духовно чище и меньше испорчен. Читая, ты как бы невольно приоткрываешь двери в крестьянский мир. А этот мир особый.

Так уж повелось, что самое ценное и дорогое подчас трудно разглядеть. В природе те же драгоценные камни просто цветные камушки, и только когда их отделят от породы, сделают огранку и поместят в достойную оправу, они заиграют искрами радуги. С людьми так же. Иногда за неприглядной внешностью и одеждой скрывается цельная и сильная натура. И ещё, чудаков считают чуть ли не юродивыми, забывая, что это мудрые люди и таких на Руси всегда любили как людей, помеченных Божьей искрой. Так же и в литературе — самые интересные сюжеты даёт сама Жизнь, вот только в сутолоке и суматохе наших дней их надо суметь разглядеть и, как драгоценным камням, дать огранку.

Автор этой книги продолжает традиции В.М. Шукшина: он тоже «деревенщик», а наблюдательности ему не занимать. Он говорит живым и самобытным языком простого народа, который в деревне духовно чище и меньше испорчен. Читая, ты как бы невольно приоткрываешь двери в крестьянский мир. А этот мир особый.

Кто уехал из деревни в город и там как-то прижился, вначале радуются, но потом тоска по родным местам змеёй вползает в душу и не даёт покоя. Понимали, что это ностальгия по такому далёкому и прекрасному, которое уже никогда не повторится.

И не потому, что пришёл Новый год или другой праздник. Для «деревенских» горожан вспомнить малую родину — это уже праздник. Вспоминают, как в речке ловили рыбу, как по весне ключом закипает черёмуха и сирень, а где-то среди ветвей по вечерам поёт соловушко. Припоминали золотую осень с подсолнухами в колесо, и сладкую морковку с грядки. Как копали картошку, как ребятишками пекли её в золе, и вкуснее не было ничего! Потом жгли ботву. Вот уже потянулись в тёплые края журавли, печально курлычут. А впереди зима с морозами, ёлкой, лыжами…

И ещё понимали, что приятно это всё вспоминать в благоустроенной городской квартире. Нет-нет, а вдруг защемит в груди от сознания вины, — ведь её родную деревеньку-то предали. Как те осенние журавли, так и деревенский молодняк косяком подаётся в город за лёгкой долей. Что за время пришло — родился на земле, а как встал на крыло, прощай деревня! Многие родители даже сами благословили детей, а при случае ещё и хвастаются:

— Мой Колька-то в городе шофёром работает. Квартиру обещают. А что в деревне делать? Всю жизнь в земле ковыряться…

И все понимают, — молодец этот Колька, что уехал в город. Только не понятно другое, — кому теперь в этой деревне работать и как ей жить? Плохо, что заброшены деревни, но ещё хуже, что у каждого деревенского «горожанина» подрублены родные корни.

И всё же заброшенная деревня, клятая и некультурная, но такая родная, добрая и беззлобная, кормит грамотный и культурный город, который от неё ещё и морду воротит. При случае своего же кормильца ненароком обзовёт деревенщиной…

Послушайте и вы, что наши мужики рассказывали о непростой жизни деревни. Они многое повидали: и землю пахали, и врага громили в лихую годину, а кое-кому довелось под конвоем и лай овчарок строить социализм. Пожелаем всем героям рассказов, простым людям деревни, хорошей судьбы в новом столетии.

Хочется верить, что ХХ век с двумя революциями научил нас уму-разуму, чтобы опять не наступать на грабли. Мы отвернулись от Бога, за что он лишил нас разума — деревню забросили, все кинулись в города, а кому страну кормить? Но Россия не кончается Садовым кольцом, а наши вековые корни в деревне, где земля кормилица. Не даром наши старики говорят: «Когда забываем свою малую родину, и у большой Родины — не всё ладится».

С уважением, Автор

Иван Терентьевич Плетнёв давно на пенсии. Как вернулся в сорок третьем с фронта с пустым рукавом, так никуда работать и не устраивался. А до войны работал в колхозе и считался мастером на все руки. К тому же был удачливый охотник и рыбак.

Вначале ему было трудно, непривычно. Схватит топор — чувствует, что и обрубок культи тянется, аж плечо поведёт. А руки-то и нет! По первости психовал, а как опамятуется, так и успокоится. Понимал, что неудачливых на войне было больше, кто совсем загинул, а его покалечило, но жить можно даже и с одной рукой. Потому ко всему приловчился, нужда всё заставит делать.

Пока продолжалась война, ходил в колхоз помогать: то на сенокос, то на заготовку дров. Хоть и с одной рукой, а совестно не помочь. В колхозе с темна до темна надсажались одни бабы со стариками да ребятишками. Сперва не всё получалось, психовал, злился. Дёргает пилу, — лесина сырая, напарник парнишка лет тринадцати, пилу то и дело заедает. Бабы, глядя на это, украдкой плакали. А что сделаешь, всем тогда было не легко, — война.

Но жизнь берёт своё, оженился. Без вссяких затей зарубили курицу, сварили лапшу, и пришла родня. Ещё нашлась бутылка самогона, вот и вся свадьба. А немного погодя с отцом и молодой женой поставили не ахти какой, но зато свой домишко. Ни без того, — помогала родня. И потекла тихая размеренная жизнь.

Сам себе сладил немудрёную приспособу, мог червяка на крючок насадить, а по осени даже боровка разделать. Ещё топориком приловчился тюкать, сена там накосить корове, — это всё по нужде. Но больше любил охотничать и рыбалить, да ещё собирать грибы. Каждый год сдавал в сельпо до двух центнеров боровиков и груздей, да таких, что заготовитель руками разводил:

— Вот тебе и безрукий дядя Ваня!..

Жил тихо, мирно со своей Кузьминичной. Усадьба чистая, ограда покрашена, словом всё по путю. Видать, на войне такого нагляделся, что хватался за жизнь хоть и одной рукой, но крепко. Работал как каторжный. Чуть утро, он уже с коромыслом воду с речки таскает. Поливает огород, пропалывает, двор метёт. Ни у кого ничего не просит, не канючит и не козыряет инвалидской книжкой и боевыми наградами. Всё сам. За это его и уважали.