Александр Торик - Флавиан. Восхождение

Укрепившись авторитетным мнением Святых Отцов по вопросу о частоте причащения для мирян, я благословился у своего епархиального архиерея выступить на эту тему на епархиальном собрании духовенства. Что там было! После моего достаточно спокойного в эмоциональном отношении выступления просто поднялась буря! Многие, в большинстве своем молодые священники, горячо поддержали меня, но немалое количество отцов заняло и резко отрицательную позицию, приводя аргументы от: «Из-за частого причащения у мирян теряется благоговение к святыне» и до: «Тебе что, отец, больше всех надо? В благочинные рвешься?»

— А как воспринял твое выступление владыка? — поинтересовался Папа Герасим.

— На удивление спокойно, — ответил Флавиан. — Владыка выслушал мнения всех выступавших, а потом объявил: «Отцы! До тех пор, пока данный вопрос не изучен священноначалием и по нему нам не прислано рекомендаций от Священного Синода и Святейшего патриарха, благословляю всех настоятелей определять частоту причащения своей паствы в соответствии с собственной пастырской совестью! Не препятствуйте желающим причащаться часто, но и не гоните это делать насильно. Обращайте внимание на внутреннюю готовность конкретного человека приступать к святыне Тела и Крови. Так же и с исповедью, определяйте сами: кому она перед причащением необходима, а кого можно допустить к причастию и без исповеди, — вы должны лучше знать своих прихожан. А всем вам, отцы, я рекомендую ознакомиться с теми творениями Святых Отцов, на которые ссылается отец Флавиан в своем докладе, может быть, кто-то из вас и найдет в них для себя что-нибудь полезное!» На том и порешили пока.

— Ну что ж! Мудрый у вас владыка! — покачал головой старец.

— Мудрый, отче! Он уже старенький, в гонениях за веру пострадал, в лагерях сидел, и ко всем священникам очень доброжелательно относится…

— Так в чем вопрос-то, Флавианушко? — поднял голову Папа Герасим.

— Да вот смущают меня помыслы, отче. Не зря ли я всю эту бучу поднял, ведь получилось, что я священников между собою столкнул, в искушение многих ввел. А тут еще перед отъездом сюда из соседней епархии звонили, приглашают выступить на эту же тему на каком-то пастырском семинаре…

Может, мне надо было сидеть тихонько у себя на приходе, вести доверенную Богом паству, как совесть подсказывает, и не высовываться со своими мнениями на широкую аудиторию?

— Ну вот! — улыбнулся старец. — Мы тут у себя маленькое «царство Божье» будем строить в отдельно взятом приходе, а другие пусть сами как хотят? Все тело болеет, а мы только «свой мизинчик» лечить будем?

Нет, отче! Гони эти помыслы, они от лукавого. Христос не побоялся сказать: «…не мир пришел Я принести, но меч». И апостолы не побоялись проповедовать «Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие», и стать для кого-либо «искушением»! Вот и ты, отчинька, не бойся, что о тебе кто-то искусится, бойся промолчать там, где молчать нельзя: «молчанием предается Бог»!

Ты прав, без причащения Тела и Крови Христовых «тело» Церкви не может нормально существовать, как и любое живое тело при нарушении кровоснабжения. Тут, на Святой горе, большинство монахов причащается четыре раза в неделю, а есть кто и чаще. Время сейчас такое, что, если христиане не будут часто причащаться, не будет у них и сил противостоять врагу-диаволу, который все лютее на овец Христовых нападает, чувствуя, что времена его власти к концу подходят. Будет он и еще лютее нападать.

Потому мы, воины Христовы, должны каждый тем оружием, что ему Христос даровал — молитвой ли, словом ли, пастырским служением, — не щадя себя воинствовать, не оглядываясь, соблазнится ли кто о нас!

Вот и ты воинствуй, отче! Призывай чад церковных к теснейшему соединению со Христом в Его Святых Тайнах, и через то ко спасению, где и как можешь, тем и сам спасен будешь! Леша вон тебе помощником будет. Верно, Лешенька? — Старец повернул голову в мою сторону.

— Да, отче! Как благословите! — от неожиданности подпрыгнул я, загремев сиденьем стасидии.

— Ты, Лешенька, запомни получше все то, о чем мы тут с батюшкой твоим говорили, раз уж привел тебя Господь услышать, ну и запиши потом…

Снаружи раздался стук талантоса на повечерие.

Сами понимаете, все повечерие я героически сражался с цунами чувств и мыслей, накатившим на меня после услышанного разговора между Флавианом и Папой Герасимом, да и мой собственный разговор со старцем тоже еще не успел перевариться и осесть в сознании. Словом, только с третьей четки мне кое-как удалось «зацепиться за молитву», а тут уже и повечерие вскоре закончилось.

Литургию утром возглавлял старец.

О! Этот подарок от Господа я не забуду никогда!

Я очень люблю службы, которые совершает Флавиан. У него красивый звучный голос, каждое слово он произносит четко, внятно, словно любовно «вычеканивая» слова молитв и священнических возгласов. В голосе служащего Флавиана всегда звучит искреннее молитвенное чувство, которое не оставляет равнодушным молящегося, но подхватывает, увлекает за собою, делается твоим собственным чувством и соединяет тебя с молящимся пастырем в то единство, о котором сказано «едиными устами и единым сердцем».

Старец молился не так. Все его возгласы и молитвы, произносимые слабеющим, слегка хрипловатым голосом, не несли вообще никакой эмоциональной окраски. Поразительная простота, с которой Папа Герасим возносил свои молитвы, превращала их в искренний сердечный разговор двоих — старца и Бога — где его второй Участник, незримо присутствовавший в алтаре, ощущался настолько явственно, что мне хотелось заглянуть туда, за алтарную преграду, в надежде увидеть… Я думаю, вы сами догадываетесь Кого.

Старец служил, и в маленькой скитской церкви ощущалась такая концентрация Любви, что, казалось, сердце не выдержит того умиления, которое переполняло и охватывало все мое существо. Я оглядел сослужащих с Папой Герасимом отцов Флавиана и Никифора, молящихся рядом со мною монахов, и по их светящимся лицам и влажным глазам понял, что и они испытывают нечто схожее с моими ощущениями.

Слава Богу! Значит, я не свихнулся и не впал в прелесть! Слава Богу! Это просто Господь в очередной раз одарил меня Своей несказанной Любовью! Слава Богу! Этот дивный дар благодати я навсегда сохраню в своем сердце. Слава Богу!

Причастились все.

Сразу после трапезы прикатившие на все том же «лендровере» греческие монахи увезли Папу Герасима в Великую лавру, перед отъездом он попрощался с каждым по отдельности, со мной тоже.

— Лешенька! — Старец посмотрел мне в глаза своим внимательным, исполненным отеческой заботой взглядом. — Ты только помни, что бы тебе ни пришлось пережить и увидеть, все это есть только — Его — к нам, грешным, неисчерпаемая Божественная Любовь! Что бы ни случилось! Богу виднее! Доверяй Ему, Алексий!