Рудольф Слобода - Разум

Уршула, жена моего друга Яно Годжи, любит утешать мужчин. Она говорит:

— Господи, да забудь уж наконец о своих профессиональных неурядицах. Разве это так трудно? Если захочешь, забудешь. Память легко подчинить воле, поверь мне. Ну, к примеру, как я отучалась курить. Когда мне ужасно хотелось сигарету, я садилась и сосредоточенно заглядывала в себя, в свою душу. Что же это? Так ли уж мне необходимо курить? Ничего у меня не болело, только чего-то не хватало. И тебе кое-чего не хватает. И знаешь чего? Похвалы. Но ты отвыкай от похвал. Хуже от этого не будет. Похвала — тот же наркотик, что и никотин. Нет сигареты — ищешь ее по всему дому, а когда куришь — спрашиваешь себя: неужто из-за этого я не могла заснуть? Послушай меня — не жди похвал.

Яно возразил:

— Но человеку трудно ото всего отвыкнуть, а ему особенно. Если и ждешь похвалы, так это самое малое, что можешь ожидать от людей за хорошую работу.

Пани Годжова строго глянула на меня, мысленно взвесила свои слова и сказала, поочередно обращая взгляд то на меня, то на мужа:

— Но за работу он как-никак получает деньги. Он может утешиться хотя бы тем, что не получил их задаром, что его работу приняли. Я знаю, чего он хочет: и похвалу, и деньги. Ты отказался бы от денег?

Я ответил:

— Я уже их потратил.

Яно рассмеялся. Мои слова показались ему какой-то детской отговоркой, их, конечно, нельзя было принимать всерьез.

Яно сказал жене:

— Что ты привязалась со своей похвалой? Вчера таким же манером шпыняла меня. Что ты опять читала?

Уршула объявила:

— Я постоянно читаю.

Тут я и говорю:

— Хотел с вами посоветоваться. Речь о той девушке, что мне написала.

У Яно, трижды женатого, сразу же появилось бойцовское выражение.

— Какая она? Как женщина.

Уршула:

— Это ему, пожалуй, без разницы. Я его понимаю — хочет в жизни перемены. Как и ты. Любит хлопоты. И женщин, как и ты, только ты уже малость импотент. — Она поворачивается ко мне: — Ну что ж, закадри девочку, все равно ничего порядочного не делаешь, разве что в корчме рассиживаешь и вино дуешь. Неудивительно, что у тебя язвы.

Говорю:

— Это другое дело. Язвы были у меня раньше, чем я стал пить и курить.

Уршула рассмеялась. Не поверила мне. Говорит:

— Это были другие язвы. Язвы от чего хочешь бывают. Но не убеждай меня, что теперь они у тебя не от курения, выпивки и бесшабашной жизни.

Яно решительно вытеснил ее с кресла, на котором она сидела, прижимаясь к нему, и сказал:

— Оставь нас в покое и, ради бога, не умничай. И не оскорбляй людей попусту. Кто тут пьет?

Я кивнул, но Уршулины слова вовсе меня не оскорбили. Пусть я и не относился к ним серьезно, пусть они были и не совсем справедливы, но в них была какая-то внезапность, темперамент, приятно было слушать.

Я глянул на часы. Яно тоже посмотрел на те же настенные часы и говорит:

— Не нервничай. Отвезу тебя домой.

Уршула объявила, что она тоже с нами поедет и с удовольствием послушает, что мы придумаем по делу «девушка с курорта». Спросила, было ли что-нибудь между нами, какие-нибудь там сексуальные штучки в лесу или… Она, мол, привыкла к открытым мужчинам и никому ничего не выбалтывает. И вообще, большая ошибка, если о любви молчат. Люди должны делиться своим опытом, этим-то они и отличаются от зверей.

Яно вздохнул: иных хлебом не корми, а только дай послушать про опыт всех мужчин и женщин на свете, а работа между тем стоит.

— Ну что ж, поехали. Я уже устал. Мне надо много спать, — сказал я. Но когда мы, усевшись в машину, помчались по ночной тишине, усталость как рукой сняло. Я подумал: сколько мы вместе уже пережили и сколько нам еще предстоит пережить, и обронил:

— Давай через Девин, там получше дорога.

Уршула решила пожертвовать собой и села рядом с водителем. Надела ремни и помогла прикрепиться Яно.

Говорю:

— Легче всего упасть на катке. Я вообще не умею кататься на коньках. Однажды попробовал, когда дочке было года четыре. Я то и знай падал, а дети смеялись, думали, я нарочно.

Уршула заметила, что падение на льду кажется потому таким страшным, что человек в этом случае не может помочь себе руками. Они разъезжаются куда-то в сторону, и падение ничем не притормаживается.

Спустя минуту добавила:

— Но не понятно, почему ты об этом заговорил?

Яно промямлил:

— Чтобы прямо не говорить об аварии. Излюбленная тема, шоферы и их пассажиры в основном очень любят так развлекаться.

Уршула мило сказала:

— Тогда лучше помолчим, чтобы не перевернуться.

И мы действительно молчали, пока не показались первые дома Новой Веси.

У соседей еще горел свет. Уршула сказала:

— Кто знает, что делает твоя бывшая жена.

— Наши живут чуть пониже, — ответил Яно, — это у Пайера горит свет.

— Нет, это у вас, — сказал я, — свет сбивает с толку.

Уршула засмеялась:

— Хорошо, что я с вами поехала. Еще взбрело бы вам в голову…

Они высадили меня, мы пожали друг другу руки. Машина с выключенным мотором свернула в улочку, ведшую к Мораве. Когда раздался гул мотора, я вошел во двор. Из дома Годжей ветер доносил обрывки слов, пение, выкрики. Они что-то праздновали. Там живет бывшая жена Яно — Бланка.

Яно родился здесь, взял в жены девушку из Модры, потом развелся, бывшая его жена осталась здесь, с новой он жил в центре. Попробовал было восстановить брак с Бланкой, да что-то у них не заладилось.

Старый Годжа, отец Яно Годжи, тоже стоял за примирение. Не раз посылал внучку к Яно, хотел заманить его домой. Яно пришел как-то, да, пожалуй, в первый и последний раз. Сперва обрадовался, что дома был только отец. Но тот взялся его так честить, что Яно даже вздохнул с облегчением, когда из магазина вернулась Бланка. Сидел он в своем родном доме, а чувствовал себя, точно карась на сковородке.

Какое-то время он молча смотрел, как Бланка выкладывает покупки. А старый Годжа с интересом ждал, что за этим последует. Следил за ними, словно смотрел футбольный или хоккейный матч по телевизору. Если минутой раньше и гневался, то теперь понял, что главная причина в чем-то, ему не доступном.

Бланка заметила, что Яно запущен. Он показался ей неряшливым, обросшим.

Вскоре пришла и Янова дочка с бабушкой.

Яно якобы сказал:

— Я теперь один, мне спокойно, но чувствую угрызения совести. Я за то, чтобы мы снова попробовали все наладить, чтобы постарались найти общий язык. Я хотел бы вернуться.

Бланка якобы сказала:

— Для чего?

Старый Годжа ухмыльнулся. А Яно, чтоб не уронить себя в глазах дочери, заявил:

— Перекопаю сад, у меня здесь друзья… и вообще… А ты не хочешь?

— Нет, — сказала Бланка, — мне уж незачем снова выходить замуж.