Чжан Цзе - Тяжелые крылья

«Что же плохого в картах? — обиженно подумал Ли Жуйлинь. — Я ведь не пью, не курю, неужели и в картишки нельзя перекинуться? Это не бог весть какой грех. Ни к чему серьезному придраться не может, вот и ухватился за карты!»

«А Мяо Чжолин хорош?» — «Чем же он плох?» — «Социальным происхождением. Кроме того, у него связь с заграницей…» — «Эх ты, забыл в какое время мы живем, всё старые басни твердишь! С их помощью топили не только хороших людей, но и всю нашу страну. Сколько народу страдало из-за этих глупостей! Без знающих людей мы не проведем ни модернизации, ни социалистического строительства. Будем топтаться на месте и глядеть, как другие мчатся вперед. В пятидесятых годах мы по экономическому уровню почти догнали Японию, а сейчас отстали от нее минимум лет на тридцать». «Нечего на Японию кивать, там бедняки в трущобах живут вот с такими крысами!» — Ли Жуйлинь развел руки, показывая скорее кошку, чем крысу. «А ты видел?» — «Так в газетах писали…»

Чэнь Юнмин захохотал, но на душе у него было горько. Перед его глазами возник Мяо Чжолин — вечно сгорбленный, с опущенными плечами человек, который выступал на производственных и других собраниях заикаясь, дрожа, не решаясь выпустить из рук бумажку с текстом. Ему приходилось предварительно записывать все свои выступления, даже если речь шла о сооружении общественной уборной, и тщательно взвешивать каждое слово, чтобы к нему не придрались. После совещания он сверял протокол со своим текстом, боясь, как бы секретарь чего-нибудь не напутал. Разве мыслимо жить в таких условиях? И разве не стоит помочь этому знающему человеку распрямиться душой?

Раздумья Ли Жуйлиня прервал велосипедный звонок — это въехал в ворота У Годун на своей новенькой «Вечности». Он взглянул на Ли, сидевшего в окошке проходной, и приветливо окликнул его:

— Ну что, вышел все-таки на работу?

— Не будешь же все время дома торчать! — смущенно кивнул Ли Жуйлинь. Он вылез из своей будки, чтобы осмотреть велосипед, а сам подумал: «Ведь У долго болел, откуда же у него деньги? Наверное, не меньше ста семидесяти юаней заплатил!»

— Это я в рассрочку купил, — пояснил У Годун. — Завод предоставил кредит тем, кто далеко живет. Всего два юаня в месяц приходится платить. Теперь и на смену и со смены никаких забот, не надо ломиться в автобусы в часы пик! — Он гордо нажал на звонок, словно аккомпанируя победной песне, и улыбнулся так заразительно, что Ли тоже заулыбался. Еще бы, купить велосипед — для простого рабочего событие.

А У Годун тем временем посмотрел на седые волосы Ли Жуйлиня, на его поредевшую макушку, и ему стало стыдно своей радости. Он даже положил руку на звонок и приглушил его.

Да, Чэнь Юнмин ни на минуту не переставал заботиться о подчиненных. Общежитие для рабочих и служащих уже достраивалось. Тем самым в жилищном вопросе, мучившем всех больше десяти лет, наметился некоторый просвет. Ли Жуйлиню показалось, что три месяца, которые он здесь отсутствовал, могут быть определены древней поговоркой: «За один день, проведенный в волшебной пещере, в мире прошла тысяча лет».

Но У Годун глядел на новое общежитие с грустью. Строить его было нелегко, потому что Стройбанк не желал давать деньги. Тогда часть комнат Чэнь Юнмину пришлось пообещать банковским служащим. Короче говоря, он был и честен, и оборотлив. Стройконтора предложила такие условия: за год они закладывают фундамент, за второй год ставят коробку, за третий отделочные работы. Чэнь Юнмин подумал, что за это время банк может выдвинуть новые требования, стройконтора тоже потребует себе навар, и тогда заводу вообще почти ничего не достанется. И он решил строить общежитие собственными силами. В каждом цехе двое стали выполнять работу за троих, чтобы платить стройконторе и тем рабочим, которые трудились под ее руководством. Какой цех выделял рабочих на строительство, тот и комнаты получал. И строили гораздо быстрее, чем обычно. Но законно ли они поступили со Стройбанком?

По этому поводу У Годун специально ходил к Чэнь Юнмину и предостерегал его, уговаривал не нарушать финансовой дисциплины. Чэнь ответил: «Мы вынуждены использовать гибкие методы, иначе не проживем, но эти методы все же находятся в пределах законности. И народу хорошо, и государству никакого ущерба. Противозаконного мы ничего не делаем».

Он с утра до вечера ломал голову, чтобы найти всякие ходы и выходы, помочь производству и улучшить условия жизни рабочих. Иногда он казался себе каким-то рыночным торговцем, который поджидает покупателей, чтобы сбыть им кур или уток, а на вырученные деньги откармливать новых цыплят и утят.

Ли Жуйлинь был консерватором только в политических вопросах, но в остальном смотрел на мир шире У Годуна.

— Ничего тут особенного нет, — успокоил он его, — на свете есть вещи и поважнее! Расскажи лучше, как твой гепатит, вылечил?

— Вылечил! — вздохнул У Годун и возбужденно затряс головой. В его вздохе красноречивей всяких слов отразилось, сколько страданий он вынес.

Ли понял его. В конце концов, они были почти ровесниками и на многое смотрели одинаково.

— Гляди, — сказал он, — будь осторожен, чтобы снова не расхвораться!

Пока они говорили, к заводу подъехал Люй Чжиминь. Легко, точно стрекоза, прикасающаяся к воде, он спустил с педали ногу, сделал вид, что слезает с велосипеда, и, выплюнув изо рта окурок, проехал в ворота.

— Ну-ка, слезай сейчас же! — громко крикнул Ли Жуйлинь, а про себя подумал, что сейчас он откроет счет — оштрафует этого нахала.

Люй Чжиминь остановился как вкопанный и заморгал:

— Что случилось?

— Что случилось? Выкладывай юань!

— Почему?

— Потому что на стенке правила повешены. За нарушение — штраф.

Парень продолжал моргать, но уже недовольно. Ли Жуйлинь и У Годун взволновались. Их не то беспокоило, отдаст он юань или нет… Если отдаст, то так ему и надо, а если нет — значит, будут посрамлены новые правила. И то и другое их одинаково устраивало, поэтому они и воодушевились. Главное для них было — вдеть кольцо в ноздри непокорной молодежи и повести ее, как быка на веревке.

— Порядок нарушать горазд, а как штраф платить, так будто кусок мяса с него срезают! — продолжал Ли Жуйлинь. В его словах звучало злорадство, потому что на собрании, когда ликвидировали заводской политотдел, Ли выскочил на трибуну и закричал: «О чем вы все думаете? Разве это социалистический путь?», а молодежь в ответ на его выкрик захохотала и засвистела, и первым среди буянов был Люй Чжиминь.

— Об этих правилах директор всему заводу объявлял! Ты что, не знаешь? — вставил У Годун.

Люй Чжиминь неохотно полез в карман куртки. Раз об этом говорил сам директор, придется подчиниться. Но У Годуну он сейчас ответит, чтоб не зазнавался, хоть тот и начальник его цеха. И тут Ли Жуйлинь вдруг вспомнил, на каком старом велосипеде и в каком драном пальто уехал недавно отец парня.