Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

Я хочу, чтобы самолет развернулся, думает Джордан. Он чувствует себя раненым, глупым, беспомощным. Чувствует, что все его действия фальшивые. Он привлек к себе внимание, сделав выбор в пользу досмотра. Он привлек к себе внимание, заказав вегетарианскую еду. Он привлекал к себе внимание каждый раз, когда нарушал комендантский час и правила, установленные отцом. Он не поцеловал Махиру, она поцеловала его. Это была ее идея, а не его, и это единственная тайная, но подлинная часть его мира. Во всем остальном он обычный хвастун, позер, играющий в настоящую жизнь. Джордан скучает по Махире по-новому, гораздо сильнее. Ощущение жжется, как раскаленный металл. Она – его стержень. Или была им? До сих пор он этого не понимал.

– Отличный вопрос, – говорит Брюс. – Но я не знаю ответа на него. То есть почему любая правда – это правда?

Джордан закрывает книгу.

– Ты устал, приятель? – тихо спрашивает отец.

Я напишу Махире, когда приземлюсь. Скажу ей о своих чувствах.

– Смотрите, – говорит Эдди с волнением в голосе. – Дождь прекратился.

Эдварду и Шай пришлось потерпеть со вскрытием сумок до конца праздников. Шай рассказывала, что ее мама без ума от Рождества и Нового года и практически не спит, готовясь к торжествам. В два часа ночи Беса, скорее всего, будет печь мексиканское печенье с корицей или варить глинтвейн. Рано или поздно она переберется в гостиную, чтобы недолго поспать на диване, а затем продолжить упаковывать подарки или заново украсить елку. На Новый год приезжали ее кузины: она драпировала стены столовой приносящими удачу красными, желтыми, зелеными и белыми лентами и пекла особый сладкий хлеб. В полночь накануне Нового года она всегда распахивала входную дверь и выметала из дома прошлогоднее невезение.

– Она что, каждый год такая? – спросил тогда Эдвард, не припоминавший за Бесой безумия.

Шай устало кивнула, набирая печенья, которое собиралась унести в свою комнату, чтобы прятаться там как можно дольше.

За время каникул Эдвард стал хуже спать; он решил, что во всем виноваты сладости и разочарование из-за невозможности посетить гараж. Под глазами у него появились темные круги, и Лейси пригрозила отвести его к врачу, если племянник не пойдет на поправку. Пытаясь измотать свое тело, Эдвард заставлял себя есть капусту, пить чай перед сном и поднимать гантели, которые держал в подвале. Каждый день он подумывал о том, чтобы стащить у Лейси снотворное, но таблетки пугали его. Он боялся, что если проглотит одну, то уже никогда не проснется.

В первый же понедельник после возвращения в школу Эдвард засыпал на каждом занятии. Он был рад тому, что жизнь вернулась в нормальное русло и что этой ночью они с Шай заберутся в гараж, однако ничего не мог с собой поделать. Когда прозвенел последний звонок, он потащился в кабинет директора Арунди, чтобы проверить, как папоротники справились с каникулами. Эдвард взял свою лейку.

– С Новым годом, Эдвард, – сказал директор.

– С Новым годом. – Слова с трудом вырывались изо рта: они перекатывались у него в горле, как мраморные шарики. Он понял, как мало говорил в тот день.

– Что ты думаешь о вступлении в математический клуб? – спросил директор, изучая стебель даваллии.

Эдвард удивился:

– Я? Я никогда не задумывался об этом.

– Ты математик от природы. Возможно, пора задуматься.

– Нет, спасибо.

– А что насчет дебатов, или, может, тебе нравится какой-нибудь вид спорта? В молодости я увлекался фехтованием, но мне никогда не удавалось собрать фехтовальный клуб здесь. – Усы директора на мгновение опустились, будто бы вспомнив об этой неудаче.

Эдвард сосредоточенно поливал папоротник по периферии, медленно сужая круг к стеблю.

– Я думаю, Эдвард, что тебе было бы полезно присоединиться к какой-нибудь группе. Чтобы расширить круг общения. Общение важно для нашего эмоционального здоровья. Нам нужна связь, чувство принадлежности. Мы плохо справляемся по одиночке.

– Я не одинок, – возразил Эдвард. – У меня есть тетя и дядя. И Шай.

– Я сам состою в Ботаническом клубе, который собирается два раза в месяц. Мы помогаем друг другу в наших исследованиях, делимся информацией и едим очень вкусные печенья.

– Шай считает, что я могу поступить в любой колледж, если напишу о катастрофе в своем эссе. Как думаете, это правда?

Директор повернулся к нему.

– Она так и сказала, да?

Эдвард кивнул.

– Тебе не нравится эта идея?

– Конечно. Это нечестно: поступить в колледж не благодаря хорошим оценкам и усердию, а благодаря тому, что со мной случилось что-то плохое.

– Кто-то скажет: нет худа без добра. – Директор улыбнулся. – Если это оскорбляет тебя, Эдвард, то предлагаю тебе учиться усерднее и улучшить свои оценки. Я слышал, у тебя проблемы с домашним заданием.

– Я не хочу вступать в клуб.

Директор Арунди посмотрел на него:

– Тогда не вступай. Пожалуйста, не думай, что меня волнуют твоя характеристика или твое поступление в колледж. В конце концов, для меня нет ничего важнее моих папоротников.

Эдвард подумал, что ослышался, что был рассеян из-за недосыпа.

– Ваших папоротников?

– Ну, любого живого существа. Папоротник либо растет, либо умирает. Я хотел бы… – Директор замолчал на мгновение, размышляя. – Я хотел бы сделать все, что в моих силах, чтобы ты продолжал расти.

Эдвард почувствовал доброту этого человека и в то же время подумал, что его собственный клуб, его сообщество, находится в папке в гараже. Это 191 человек, погибший во время полета. Это мужчины и женщины, чьи лица смотрят с фотографий, задают ему вопросы, на которые он не может ответить. Почему выжил ты, а не я?

– Сэр, я могу идти?

Директор с грустью изучал его. Эдвард распознал в этом взгляде глубокую печаль и почувствовал, как на поверхность поднимается осколок его собственной.

– Когда сомневаешься, читай книги, – сказал директор Арунди. Он говорил быстро, как будто беспокоился, что не успеет поделиться мыслями. – Учись. Образование всегда спасало меня, Эдвард. Раскрывай тайны.

Эдвард смотрел на директора и верил ему. Верил, что образование спасло его, верил, что когда-то он был человеком, которого нужно было спасти.

По пути домой Эдвард замечал каждую травинку. Слоистые облака покрывали небо, и он мог определить, где заканчивается одно облако и начинается другое. Усталость помогала ему видеть их очертания. Корявое дерево на углу улицы состояло из множества частей: корни, ветви, веточки, трещины в коре. Эдвард думал о фасаде – коре – школы, включающей в себя множество элементов, собранных в единый механизм. Стулья, шкафчики, ученики, учителя, дворники, весь этот шум, движущийся рой людей. Эдвард подумал об одноклассниках, которые обходили его стороной. Он не злился на их ненависть. Может быть, когда отец в тюрьме, это хуже его ситуации; хуже жить в городе, населенном в основном белыми, будучи цветным; хуже понимать, что домашнее задание тебе не по зубам, хотя ты стараешься изо всех сил. Откуда Эдварду знать об этих проблемах?