Юрий Рытхэу - Чукотский анекдот

— Твоя? — весело спросил милиционер.

— Моя! Законная! — громко произнес Зотов и потащил волоком упирающуюся Антонину.

Всю ночь, до самого утра соседи слышали глухие удары и женские стоны из квартиры на втором этаже, но никто даже не полюбопытствовал и не спросил, в чем дело: пьяные драки и разборки в Кытрыне были такой обыденностью, что уже никто не обращал на это внимания.

Ранним утром Антонине все же удалось доползти до квартиры Чейвуна и вызвать «скорую помощь».

Когда Франтову доложили о случившемся, реакция его была схожей с реакцией дежурного по районному отделению милиции Гизатуллина. «Поделом ей, — подумал глава администрации района. — Не будет задирать нос». Но все же созвонился с Меленским.

— Я что-то слышал ночью, какой-то шум, — вспомнил Меленский. — Но не обратил внимания. У нас подъезд довольно теплый, и часто сюда сходятся погреться бомжи.

— Дело может приобрести международный резонанс, — произнеся последнее слово, Франтов мысленно похвалил себя. — Твой друг Карпентер поднимет шум. Но, с другой стороны, побил-то Антонину ее законный муж. Вполне естественная реакция здорового мужчины.

— А я не знал, что она замужем…

— Как выяснилось, она вышла за этого… — Франтов посмотрел на лежавшие перед ним бумаги… — Николая Зотова полтора года тому назад. Потом они разошлись, она уехала из Билибино сюда на родину, и с тех пор, по словам Антонины, они вообще не общались.

— То есть фактически не жили как муж и жена, — подхватил Меленский.

Дело было в том, что у Меленского собственные семейные дела обстояли далеко не лучшим образом. Вот уже два года, с тех пор как сыновья покинули отчий дом и уехали учиться, жена его проживала в Анадыре. Москвичка Елена Андреевна, по образованию юрист, не любила жить в Кытрыне и звала мужа уж если не в Москву, где у родителей была вместительная квартира и дача в Кратово, то хотя бы в столицу Чукотского автономного округа. Ей не нравились друзья и земляки мужа, да и мужа своего она частенько критиковала за слишком подчеркнутую, как она говорила, «чукотскость».

— Согласно нашему законодательству, пока супруги официально не разведены, ложатся они в одну постель или врозь, они считаются мужем и женой. И размолвки между ними считаются обычной семейной ссорой. А тут Антонина пыталась обвинить законного мужа в изнасиловании! В изнасиловании! — многозначительно повторил Франтов.

Тем временем Николай Зотов, выпив бутылку водки, отправился навестить жену в больницу. У Шлакова хватило смелости и сообразительности не пустить разъяренного парня в палату, где в страхе тряслась Антонина.

Вернувшись в квартиру, Николай Зотов завалился спать.

Антонина понемногу приходила в себя. Конечно, синяков хватало, особенно на лице, но никаких переломов и особых повреждений она на своем теле не обнаружила. Постепенно страх, унижение и боль уступали чувству гнева и жажде мщения. Появление Николая Зотова было настоящей угрозой ее будущему, ее любви. Если она уступит — можно навсегда распроститься с мечтами о счастье.

Антонина тихо вышла из палаты.

Несмотря на поздний час, на улице было светло. Громко хрустел под ногами снег. Еще несколько дней, и солнце начнет понемногу набирать силу, и верхняя корка снега начнет чуточку подтаивать, образовывать наст.

Окна квартиры ярко светились. Антонина на минуту остановилась, глубоко вздохнула и вдруг ощутила, что она больше не боится Николая Зотова. Надо его попросту вытолкать из квартиры, закрыть за ним дверь и больше не пускать. Он уже давно ей больше не муж. И никакая отметка в паспорте, запись в регистрационной книге больше не имеют значения для нее. Она также поняла, что никакой помощи от милиции, от властей не будет, и она может надеяться только на себя.

Взбежав на свой этаж, Антонина рванула на себя дверь. Она оказалась не запертой. Из спальни раздавался громкий храп, и из проема двери несло кислой вонью давно немытого тела, застарелого перегара, смешанного с запахом табачного дыма.

Играла музыка, и Оливия Ньютон-Джонс умоляла не переставать верить любви.

Антонина нашла на кухне небольшой каменный молоток на деревянной рукоятке, доставшийся ей в наследство от отчима. Обычно этим молотком она размалывала в ступе замерзший тюлений жир, нерпичью печенку, мясо.

— Вставай! — крикнула Антонина над ухом спящего. — Выметайся отсюда!

Николай открыл глаза и поначалу, видимо, не мог сообразить, где он Постепенно взгляд его обрел осмысленность, он сел на постели и рявкнул:

— Ты что, охренела? А ну, брось молоток!

— Уходи по-хорошему! — крикнула Антонина.

— Никуда я отсюда не двинусь! Напрасно стараешься! — ухмылка перекосила лицо Зотова.

И тут Антонина почувствовала, как гнев жарким пламенем охватывает ее тело. Она взмахнула молотком и опустила его на голову Зотова. Но тот успел увернуться, и каменный молоток по касательной задел лоб и переносицу. Из ноздрей хлынула кровь.

— Ах ты, блядь эскимосская! — заорал Николай Зотов.

В его руках невесть откуда появился остро отточенный нож с длинным лезвием. Зотов бросился на женщину и изо всех сил вонзил нож в неожиданно мягкое и податливое тело.

Антонина сразу обмякла и медленно сползла на пол рядом с кроватью.

«Вот и все!» — вдруг отчетливо пронеслось в голове, и она произнесла вслух с оттенком удивления:

— Вот и все!

Роберт Карпентер сидел в кабинете Михаила Меленского и тупо смотрел вдаль, в тундру. За синевой наступающего зимнего вечера еще различалось кладбище, где только что похоронили Антонину Тамирак. На столе давно остывал чай. Меленский несколько раз включал электрический самовар, заново заваривал чай, но Роберт так и не дотрагивался до чашки.

— Как можно жить в таком государстве?

Вопрос был скорее риторический, но Меленский все же попытался на него ответить.

— Приходится… Сейчас есть хотя бы надежда, что в прогнозируемом будущем мы все же будем жить в правовом государстве.

— Но жить надо сегодня ! — с болью произнес Роберт. — Сегодня у вас умирают люди, их убивают на улицах, на лестничных площадках, расстреливают в автомобилях… И ни одно, ни одно преступление не раскрыто! Ни одного показательного процесса. Что же это у вас делается? Неужели ваши государственные деятели, политики не понимают, куда катится ваша страна? Порой мне кажется, что при большевиках-коммунистах у вас было больше порядка.

Меленский слушал Роберта, и у самого было горько и противно на душе. Когда он попытался поговорить с начальником районного отдела милиции, тот горой встал за Гизатуллина и заявил, что дежурный милиционер действовал строго по инструкции.

— Если мы будем влезать в каждую семейную ссору, — многозначительно произнес начальник милиции, — то нам и работать будет некогда.