Юрий Рытхэу - Чукотский анекдот

Виктор Александрович Базаров большую часть времени проводил в Москве, объясняя это необходимостью установления нужных связей с министрами, влиятельными чиновниками из президентской администрации, с другими губернаторами. Недавно по телевидению прошел повтор фильма питерского режиссера Виталия Мельникова «Начальник Чукотки», — Базарова стали именовать не иначе как «начальником Чукотки», и это прозвище ему нравилось, хотя в фильме сами представители местного населения изображались на редкость тупыми, дикими и примитивными. Теперь главным человеком самого отдаленного субъекта Федерации, как стали официально именоваться административные единицы по новой Конституции, был сам «начальник Чукотки» Виктор Александрович Базаров, член Верхней палаты Государственной Думы России, сенатор. Он даже не обижался, когда его называли «главным чукчей», просили рассказать какой-нибудь чукотский анекдот. Он теперь был на виду у всей большой страны, представлял Чукотку на международных форумах, начиная от Китобойной комиссии и кончая Циркумполярной конференцией. Он занял пост председателя Комитета по делам малых народов Севера, вошел еще в разные другие советы, но ему не хватало ученой степени. Но это дело было легко поправимо, как сказали знающие люди. Они подобрали группу, которая уже трудилась в поте лица над диссертацией для первого лица Чукотского автономного округа. В первый же год Базаров выпустил книгу о Чукотке, готовился стать автором второй. А что касается опубликования диссертации, дело это было решенное.

И все-таки было ощущение чего-то ненастоящего, неестественного во всем происходящем. Он понимал, что «играет губернатора» перед своим старым знакомым, Аркадием Пестеровым, прекрасно знающим настоящую цену бывшему секретарю парткома Въэнского морского порта, перед этой метиской-американкой, которая вела себя без всякого намека на подобострастие и особое уважение.

— Но почему именно пекарня? — спросил Базаров.

— Прежде всего, потому, что стены нынешней улакской пекарни заражены грибком. И еще: дед рассказывал мне, как угощал эскимосов и чукчей хлебом, испеченным в специальной печке, подаренной ему Руалом Амундсеном. Этот хлеб очень нравился местным жителям, и, приезжая в Кэнискун в лавку моего деда, они всегда просили угостить их, как они выражались, «настоящим хлебом». Так что эта пекарня — как бы дань памяти не только ему, но и всем американцам, кто помогал соседям в трудные времена.

— И не только в те времена, — добавил Пестеров, — но и сейчас.

По изменившемуся выражению лица Базарова Пестеров понял, что это замечание не понравилось губернатору.

В Въэне открылось огромное количество торговых точек. Раньше хватало одного универмага, большого продовольственного магазина в «балконном доме» и двух-трех дополнительных торговых точек. Теперь вывески красовались чуть ли не на каждом доме. Первый этаж ресторана был оборудован под продовольственный магазин. Пестеров по инерции зашел в книжный, но там обосновался большой парфюмерно-косметический салон с претенциозным названием «Престиж». Книгам была отведена всего лишь одна полка. На глянцевых обложках — полуголые девицы, какие-то звероподобные физиономии, лезвия ножей, дула пистолетов, трупы с закатившимися глазами. Таких книг Пестеров в жизни не держал в руках. Хотел было купить, но цены ошеломили. За стоимость одной такой книги в Улаке можно было приобрести пару бутылок отличного самогона у доктора Малюгина.

Поражало обилие импортного продовольствия. Чего тут только не было! Разнообразные крупы, с десяток сортов маргарина и сливочного масла, колбасы, мягкие вареные и твердокопченые, молочные продукты, хлеб разных сортов, печенья, конфеты, замороженные куры, мясо, в том числе и оленье, само собой рыба, причем дешевле всего был въэнский лосось, только что выловленный в лимане. А выпивка! С десяток сортов водки, вина в завлекательных, фигурных бутылках и пиво! В жестяных банках, в бутылках, в каких-то снарядоподобных сосудах и даже в пятилитровых бочонках. Прохладительные напитки — «кока-кола», «пепси»…

Да, въэнцы жили неплохо.

Среди всего этого товарного изобилия бросались в глаза неухоженные дома, потухшие окна в покинутых квартирах, пустой Белый дом, безлюдная гостиница «Чукотка», недостроенное банковское здание и не работающий единственный светофор, которым так гордились жители окружного центра.

На первых этажах некоторых жилых домов открылись небольшие кафе и ресторанчики. Как раз напротив гостиницы, где поместились Пестеров и Канишеро, завлекало кафе под уютным названием «Теремок». Пестеров несколько раз порывался зайти туда, но их всегда ждали в особом закутке старого ресторана «Лиман», где повара старались готовить для гостей особые блюда. Пестеров как-то заглянул в меню и поразился расценкам, которые выражались в «у.е.». Эта аббревиатура расшифровывалась как «условные единицы». Одна такая «условная единица» равнялась одному американскому доллару.

— Мы с иностранцев берем дороже, чем с наших граждан, — призналась директриса ресторана, которая начинала карьеру простой официанткой в бытность Пестерова помощником первого секретаря окружкома КПСС.

Была она тогда девушкой миловидной и доброй, и Парусов часто брал ее в поездки, особенно неофициальные, когда требовалось ублажить дорогих гостей из области или из Москвы.

Время поработало над обликом Марии Федоровны, тогда Машеньки. Когда-то роскошные волосы, которые и ему, Пестерову, доводилось ласково перебирать, превратились в какой-то пук, похожий на тонкие провода, лицо покрылось морщинами, особенно у глаз. Она рассказала Пестерову, что уезжала в Тулу, где построила кооперативную квартиру, но больше полутора лет не выдержала и вернулась обратно в Въэн. Многие пенсионеры, которые мечтали в течение долгих лет о жизни в родных, теплых краях и всячески проклинали холодную суровую землю, получив пенсию и вожделенную квартиру на материке, после двух-трех лет снова возвращались на Чукотку, где прошла их молодость и лучшие годы.

Вылет в Чукотский район предполагался только через день, и Пестеров, чтобы чем-то занять свою спутницу, сводил ее на рыбалку, к Чайвургину, в окружной краеведческий музей.

В центре города, на рыночной площади, которая неофициально называлась «Полем чудес», Пестеров увидел Катю Наут, первую солистку чукотско-эскимосского ансамбля «Эргырон». Она торговала свежезасоленной икрой и смутилась, когда Пестеров подошел к ней и поздоровался.

— Ой, да неужели это ты! — удивилась Катя. — Ты прямо джентльмен какой-то… А это твоя жена?

— Это моя коллега, — сообщил Пестеров.