Михай Фёльдеш - Приказ

— Наших товарищей посылают на фронт! — как-то вырвалось у Шароша. — Но этим они только ускоряют приход революции.

Постепенно Марошффи начал познавать образ мышления, страстную веру этих людей в торжество грядущей революции, в свои собственные силы. Он еще раз убедился в том, что рядом существуют два мира, два подхода к политике, две системы норм морали, два мировоззрения, два представления о будущем Венгрии. Пока еще Марошффи не задавал себе вопроса, какой из этих двух миров влечет его больше, могут ли сосуществовать рядом друг с другом старое и новое. Его воображение занимал завод, тот самый мир, о котором он теперь ежедневно слышал и в возможности которого он свято верил.

Вместе с Тибором Шарошем по вечерам к Петеру часто приходил и Мартон Терек, доверенный с завода Хоффера. Когда они разговаривали с Петером, скупо перебрасываясь словами, кое-что из их разговора становилось понятным и Альбину. Петер был среди них руководителем, человеком, к мнению которого прислушивались остальные. Марошффи догадывался, что молодой Татар поддерживает связи с другими пацифистски настроенными группами людей; вместе с ними готовит и осуществляет разного рода акции. По отношению к самому Марошффи друзья Петера проявляли не подозрительность, а, скорее, осторожность. Марошффи прекрасно понимал их, он тоже вел себя очень осмотрительно и сдержанно. С помощью Юци ему удалось наладить переписку с матерью. Юци иногда ездила в центр, заходила на главный почтамт, относила туда письма Альбина и приносила ответы от Сударыни.

Дни и недели проходили в постоянном нервном напряжении в зависимости от степени важности происходившего. Сударыня прилежно расписывала Альби в своих письмах, как в высшем свете оценивают катастрофу армии на реке Пьяве, упоминала о возрастающем недовольстве нижних сословий, писала о перспективах заключения мира. В каждом таком послании пожилая дама не забывала возмутиться по поводу молчания Эрики и «этого старого безумца барона».

В одном из писем она писала сыну:

«Эрику я еще некоторым образом могу понять. Ее лишило сил известие о твоей гибели, она удалилась от света, скрывается, никого не хочет видеть. Вероятно, на ее месте я бы поступила точно так же, кто знает. Ну а барон Гот? Пари готова держать, что этот старый жуир живет себе припеваючи в Швейцарии, заключает выгодные сделки, содержит множество любовниц, устраивает для них ужины с шампанским. Он и сам не скрывает свои богемные наклонности. Неудивительно, что они оба забыли и о тебе, и обо мне. Точнее, я имею в виду тебя, как видно, они тебя уже вычеркнули из списка живых. А вместе с тобой погребли и меня… Ох уж эта судьба свекрови!..»

В другом письме она сообщала:

«Сынок, сегодняшний день меня совершенно вымотал. Меня вызвали в управление жандармерии и устроили там очную ставку с Лизой, моей бывшей горничной, с этой мерзкой бабой. И представь себе, эта тварь прямо мне в глаза заявила, что видела, как ты вернулся домой. Я была, конечно, вне себя, кричала, все наотрез отрицала, требовала, чтобы эту гнусную тварь немедленно взяли под стражу за клевету. К сожалению, ее нынешний хозяин — поставщик каких-то товаров для армии, невероятно богатый человек, с которым она наверняка сожительствует, — всячески ее защищает. И даже Денешфаи в данном случае ничего не может поделать. С большим трудом, но нам все-таки удалось закрыть это дело, хотя я и по сей день не чувствую себя спокойной. Мне кажется, наша квартира находится под наблюдением. Возможно, за мной тоже следят, чтобы через меня обнаружить, где ты скрываешься. Теперь я убедилась, ты поступил вполне благоразумно: ведь я на самом деле не знаю, где ты сейчас находишься. Жизнь в Будапеште, сын мой, превратилась в сущий ад. В нашем доме дважды устраивали облавы. Что ты на это скажешь? Даже в мою квартиру они вломились. Неслыханно! Вот до чего мы дожили! Что за безумный мир?!»

В постскриптуме была приписка следующего содержания:

«Несколько дней я не буду писать. Не волнуйся по этому поводу».

Марошффи показал это письмо Петеру, и тот сразу заметил:

— Я же говорил, что тебе лучше пока здесь отсидеться.

К этому времени Марошффи уже пережил первоначальное потрясение, связанное с его внезапным появлением на свалке. За несколько дней он избавился от излишней брезгливости, тревоги и скуки, работа заставила его забыть обо всем. Шахта-свалка, на которую он попал, в то время находилась внутри Кишпешта, поблизости от песчаных карьеров, в которых добывалось сырье для расположенного неподалеку кирпичного завода. Именно эти ямы-карьеры и начали постепенно заполнять мусором, отходами и всевозможным хламом. Фирма «Бунзл и Биах» использовала для работы военнопленных: русских, сербов, итальянцев. Нехватка сырья в стране заставляла перерабатывать эти горы мусора.

Марошффи следил за работой одной из групп военнопленных. Он не очень усердствовал, потому что Фред предупредил его о том, что пленные не должны слишком сильно уставать. Пленные, за которыми присматривал Марошффи, все до одного жили в ночлежном доме на улице Атиллы, который еще в самом начале войны казна сняла для своих нужд. Два пожилых ополченца, вооруженных винтовками, стояли здесь часовыми. Отсюда военнопленные отправлялись на работу, распевая бравые песни, сюда же они возвращались по вечерам, загоревшие на солнце и посеревшие от пыли.

Облавы на свалке не устраивали, с работой здесь тоже не торопились, заброшенность места не очень угнетала капитана. Марошффи испытывал любопытство ко всему, с чем ему пришлось столкнуться. Вероятно, подобное чувство влекло Джека Лондона в глубину печально знаменитых районов английской столицы. Если что-нибудь и тяготило Марошффи, так это воспоминания об Эрике. Он жил как бы в двух различных временных измерениях: в прошлом и настоящем. Конечно, эта раздвоенность никак не облегчала его жизнь. Настоящее и будущее сталкивалось, порой тесно переплеталось.

Марошффи испытывал тоску по Эрике — чувство, которое и описать-то практически невозможно. Теперь Эрика привлекала его гораздо больше, чем раньше. Именно это влечение к ней заставило его очень сильно страдать, поэтому он старался заставить себя не вспоминать о ней.

Альби пытался занять себя самыми разными делами. Например, каждый день он прочитывал от корки до корки все газеты, которые приносили ему Юци или старый Татар. Прочитывал он и все политические издания, которые получал Петер. После тщательного и всестороннего анализа создавшегося военного положения Марошффи пришел к выводу, что рейхсвер доживает свои последние дни. Даже агентство Вольфа перестало печатать свое обычное сообщение: «На западном фронте без перемен». Сотрясалась, скрипела вся военная машина блока.