Тони Моррисон - Любовь [litres]

В 1947 году Кристин вполне соответствовала всем этим критериям. И водитель автобуса, направивший ее в дом номер 187 на Секонд-стрит – «рядом со стекольным заводом, ищи розовую дверь», – то ли этого не понял, то ли, наоборот, очень хорошо понял. Она спросила у него, не сдает ли тут кто поблизости меблированные комнаты, и он дал ей адрес Манилы. При всей разнице между ее белыми перчатками, изящной шляпкой, скромным жемчужным ожерельем и безупречным белым воротничком и нарядами девочек Манилы, ее отчаяние было под стать их отчаянию. Когда она, выйдя из такси в половине десятого утра, впервые увидела этот дом, он показался ей идеальным. Тишина. Чистота. Манила улыбнулась при виде четырех чемоданов и просто сказала: «Ну, входи». Она сообщила о расценках, правилах проживания и о политике пансиона в отношении визитеров. Только к обеду Кристин догадалась, что под «визитерами» подразумевалась клиентура девочек.

Она даже удивилась, как мало ее шокировало все происходящее. Она планировала найти работу секретаря или, еще лучше, какую-нибудь высокооплачиваемую по послевоенным меркам работу на фабрике. Не успев забыть запоздалого банкета в честь ее шестнадцатилетия и окончания школы Мэйпл-Вэлли, она после долгих скитаний очутилась в месте, которое ее мама назвала бы «вонючим борделем» (она так выражалась, когда восклицала: «Он что, хочет превратить это место в…?»). Кристин только нервно рассмеялась. Это территория Красотки, подумала она, вспомнив женщину со шрамом, которая однажды встретилась ей на берегу. Девочки стайкой прошествовали из столовой в гостиную, где сидела Кристин, и, рассмотрев ее одежду, стали переговариваться между собой, но не с ней. Это напомнило, как ее приняли в Мэйпл-Вэлли: сначала равнодушный, но тщательный осмотр, потом осторожные, слегка враждебные вопросы. Когда девочки Манилы вступили с ней в беседу: «Ты откуда? Симпатичная шляпка! Классные туфли! И где ж ты такие купила? Шикарные волосы!» – сходство стало еще больше. Самые молоденькие пустились обсуждать свою внешность и парней, те, что постарше, делились язвительными советами на обе темы. Как и в Мэйпл-Вэлли, все тут играли роли, а матрона руководила спектаклем. Она побывала везде, не пропустила ничего. Школа Мэйпл-Вэлли, отель Коузи, бордель Манилы – все три заведения были пропитаны нескрываемой сексуальностью и скрытой неприязнью, во всех трех приветствовалась изоляция от внешнего мира, и во всех трех статус определялся деньгами. И все три были созданы с учетом насущных потребностей мужчин. На второе бегство, спровоцированное внезапно возникшими опасностями в домашней жизни, Кристин сподвигла мечта о личном пространстве, о независимости. Ей хотелось самой диктовать правила, самой выбирать себе друзей, самой зарабатывать и распоряжаться своими деньгами. Только из-за этого, как ей думалось, она никогда не останется у Манилы, но разве можно знать заранее свое будущее, ведь цветной девушке с образованием в 1940-е годы было некуда податься, кроме как замуж, это же ясно как божий день – вот что внушал ей Эрни Холдер той ночью. Прощай, независимость! Прощай, личное пространство! И он забрал ее оттуда и ввел в жизнь, организованную совсем иначе: где личное пространство было минимальным, где все подчинялось чужим правилам и где выбора у нее не оставалось никакого, – в огромное, безраздельно мужское сообщество.

Рядовой первого класса Эрнест Холдер заглянул к Маниле с намерением купить озорные утехи, но вместо этого наткнулся на красивую девушку в костюме цвета морской волны и в жемчугах, лежавшую на софе с журналом «Лайф». Кристин приняла его приглашение на ужин. К десерту у них уже созрели планы. Страсть вспыхнула так стремительно, что казалась судьбой. В их личных отношениях были приятные моменты. А в браке? Да какой это брак – так, смех один.

Кристин припарковалась и отогнула солнцезащитный щиток, чтобы осмотреть себя в зеркальце: достаточно ли презентабельно она выглядит. Она это сделала не инстинктивно, а памятуя тот случай перед своим первым визитом к Гвендолин Ист. Собравшись уже войти в здание, она ощутила на плече чье-то прикосновение. Перед ней стояла, ухмыляясь во весь рот, женщина в бейсболке и спортивном костюме.

– Ты не Кристин Коузи?

– Да, это я.

– Так и знала. Я когда-то работала у Коузи в отеле. Очень давно.

– Неужели!

– Я тебя помню. Лучшие ножки на пляже. Боже ты мой, какая же ты была тогда красавица! Какая кожа, какие чудные волосы. И глазищи – они все такие же. О, ты была та еще хитрюга! Ничего, что я тебе это говорю?

– Нет, конечно, – ответила Кристин. – Уродки знают толк в красоте. А что им еще остается?

Она не обернулась посмотреть, плюнула ей женщина вслед или рассмеялась. Но после того случая, перед очередным визитом к адвокату, она всегда разглядывала себя в зеркале. Так и теперь. «Чудные волосы» требовали вмешательства ножниц и фена – их надо было привести в порядок. Кожа пока еще без единой морщинки, но «глазищи», которые дерзко стреляли по сторонам и никогда не затуманивались задумчивостью, показались ей чужими.

Гвендолин Ист была ей не рада. Смысл приема в офисе заключался в том, что все визиты клиентов четко расписаны по часам. Появление Кристин было похоже на непредвиденное вторжение.

– Нам надо действовать, – изрекла Кристин, пододвигая стул поближе к письменному столу. – Там что-то происходит.

– Прошу прощения, вы о чем? – удивилась Гвендолин.

– О завещании. Ее надо остановить.

Гвендолин решила, что поощрять бесцеремонную клиентку не стоит: на горизонте еще даже не замаячил гонорар за урегулирование финансовых претензий.

– Послушайте, Кристин, как вы знаете, я вас поддерживаю, и судья тоже может встать на вашу сторону. Но вы живете в этом доме, ренту не платите, никаких расходов не несете. Это же факт: можно сказать, что миссис Коузи взяла на себя все заботы о вашем содержании, хотя у нее перед вами нет никаких обязательств. И вы уже пользуетесь преимуществом владения собственностью. Если не сказать больше.

– Да о чем вы говорите! Она же в любой день может выставить меня на улицу, если захочет.

– Верно, – ответила Гвендолин. – Но она же этого не делала двадцать лет. Чем вы это объясняете?

– Рабством – вот чем я это объясняю.

– Перестаньте, Кристин! – нахмурилась Гвендолин. – Вы не живете в приюте для престарелых или на пособие.

– Пособие? Пособие! – сначала прошептала, а потом прокричала Кристин. – Послушайте… Если она сдохнет, кто получит этот дом?

– Тот, кого она укажет в завещании.

– Типа брат, или племянник, или кузен, или местная больница, так?

– Кто угодно.

– То есть не обязательно я, так?

– Только если она того пожелает.