Юлий Квицинский - Отступник

Но Андрей был в кабинете министра один. Шептаться было не с кем. Волей-неволей приходилось слушать.

— Я насчет Тыковлева, — доносилось из белой трубки. — Был у меня твой парень. Рассказывал. Знаешь, это уже не первый раз с ним.

— Да, да, — буркнул Громыко и покосился на Андрея, видимо, уже сожалея, что оставил его в кабинете. — Странно себя ведет. Как-то странно. Казалось бы, опытный товарищ, — нерешительно заохал он.

— В общем, пора его менять, — продолжал Андропов. — Он уже давно там сидит. Замена естественная. Только вот куда его тут девать? В ЦК он больше работать не должен. В ЦК таким людям не место. Надо подальше от ЦК.

— Согласен, Юрий Владимирович, — закивал Громыко. — Но и в МИДе я его, как понимаешь, не хотел бы видеть. Нет у меня для него сейчас подходящей должности.

— Нет, я не про МИД, — коротко рассмеялся Андропов. — Не волнуйся. Давай его на ИМЭМО поставим. Там директор новый нужен. А он, кажется, успел, пока в ЦК сидел, доктором стать. Вот пусть и поруководит наукой. Институт большой, серьезный... Как думаешь?

— Я всецело за! — забасил с облегченьем Громыко. — Только, думаю, ему непросто будет. Там в ИМЭМО этих докторов пруд пруди. Он для них не авторитет. Не академик и даже не членкор. В общем, не Николай Иноземцев. Они его сожрать постараются.

— Сразу не сожрут, — возразил Андропов. — ЦК его назначит, а там пусть сам думает. Будет получаться, так академиком станет. Не будет, так другую работу подыщем. В общем, давай, на этом остановимся, а там посмотрим.

— Согласен, — повторил Громыко. — Мы записку в ЦК подготовим. Начинаем его отзывать из Вены. Договорились.

Громыко положил трубку и внимательно поглядел на Андрея, как бы молчаливо вопрошая, что тот слышал, что понял. Потом, вздохнув, сказал:

— Товарища Тыковлева пора отзывать. В ИМЭМО сложное положение, давно уже нет директора, а институт важный, ответственный.

Андрей благодарно кивнул, подумав, что министр все же, по сути своей, вежливый человек. Мог бы ведь и ничего не говорить вообще. Мог ли? Нет, не мог. Понимает Андрей Андреевич, что что-то он все же слышал, и объясняет ему: “Слышал ты ровно то, что я тебе сейчас сказал. И ни слова больше”.

Пожевав по своему обыкновению губами, министр сказал, как бы закрывая тему:

— Ну, так что вы все же думаете? Если бы мы согласились убрать из Европы все наши ядерные ракеты средней дальности, отказались бы американцы от планов развертывания своих новых ракет в Европе? Я этот вопрос вам чисто теоретически ставлю, — заосторожничал Громыко, — вы знаете, что такой позиции у нас нет. И все же чисто гипотетически...

— Думаю, что нет, — ответил Андрей.

— И я думаю, что нет, — помрачнел Громыко. — Хотят они нас разорить гонкой вооружений, заставить довооружаться до смерти. Иным образом у них не получается, вот и выдумывают все новые пакости. Одним словом, идите и думайте. И я думать буду.

В маленькой квартире в доме на улице Бочкова, где проживал раньше Шукшин, было людно и шумно. Справляли день рождения хозяйки. Гостей, как обычно, было больше, чем мест за столом. Закусок больше, чем могла бы съесть рота солдат. Водки, коньяка, вина и пива — море разливанное. Женщины продолжали суетиться на кухне, помогая хозяйке. Мужики частично курили, частично “говорили за политику”, частично в очередь звонили куда-то по телефону.

Андрей поздоровался. Обошел знакомых и полузнакомых, пожимая руки и лихорадочно вспоминая, как же зовут того лысого геолога и ту гримершу с Мосфильма, которую он обычно видел раз в год и только здесь. Публика была разношерстная. Инженеры, артисты, научные работники и еще Бог весть кто. У хозяина квартиры, полугрузина Гоги, было много друзей и московских, и немосковских. Инженер-самолетостроитель, он вечно мотался по авиазаводам на Украине, в Узбекистане, в Грузии и на Волге. Домой вез дыни, редиску, урюк, вино и новых знакомых. Говорить с этим народом было весело и интересно.

Застолье началось с длинного и цветастого тоста за здоровье именинницы. Потом пили за родителей, за детей, за тех, кто в море. Повторяли на разные лады тосты за хозяйку, хвалили хозяина, рассказывали анекдоты. Народ с каждой рюмкой веселел. Хозяин тянулся к симпатичной гримерше, которая со смехом била его по рукам. Артисты рассказывали, как заведено, последние сплетни с киносъемок. Инженеры с жаром спорили, стоит ли продолжать работы по созданию сверхзвукового пассажирского Тy. Женская часть разошлась в мнениях по поводу целесообразности приобретения вьетнамского серебра. Ученые из ИМЭМО с важным видом что-то бубнили о признаках завершения экономического подъема в США и неизбежной рецессии.

— Ребята, — крикнул через стол Гоги, — кончай про рецессию. Все мы знаем, что они там загнивают и что предсказывать экономический кризис в США — самая спокойная и доходная профессия в советской науке. Кризис не наступает, зарплата идет, книжки пишете и за границу ездите. У них кризиса нет, и хрен с ними. А у нас в магазинах ничего не купишь, зато на столе все есть. Они к нам как в гости придут, так и глаза на лоб. Так что в мире существует справедливое равновесие. И слава Богу! Давайте за мир! С неба звездочка упала, — заерничал Гоги, — прямо милому в штаны, хоть и все там разорвало, лишь бы не было войны! Правильно я вопрос ставлю, девушки? Пьем за борцов за мир в лице нашего единственного дипломата! — Гоги потянулся рюмкой к Андрею.

Выпили. Зажевывая водку красной гурийской капустой, Гоги поинтересовался, как там дела на женевских переговорах, удастся ли уговорить американцев не расставлять в Европе свои “Першинги”.

— Нехорошая это штука, понимаешь, генацвале. Говорят, они могут этой ракетой в форточку сортира нашего Генерального секретаря попасть. Ага, прямо в форточку! Это что же такое! А мы Рейгана в его сортире не накроем. Чего там наш новый Генеральный думает?

— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Он только что пришел. Симпатичный. Делами, похоже, интересуется, в материю вникает. Это уже хорошо...

Стол притих и внимательно слушал. Вмешался Юра Коровин, старый друг Андрея, из ИМЭМО:

— Почитайте его речь на апрельском пленуме. Не знаю, как вы. Сейчас многие говорят, что это сигнал. Пишут, что грядут перемены. Может быть. Я лично ничего не вижу пока. Слова разные красивые он говорит. Но мысли нет. Ребята из МГУ, с которыми он учился, рассказывают, что троечником был. Середняк. Ванька из деревни. С тех пор, конечно, мог и развиться. Большой путь все же прошел. Но пока я ничего выдающегося не вижу...

Продолжать эту тему было как-то неловко. Народ за столом начал перегляды­ваться. С одной стороны, Юрка вроде ничего такого и не сказал. Подумаешь, новость какая, что Генеральный новенький и к нему надо еще приглядеться. Все так думают. С другой, вдруг кто-нибудь доложит. Потом в партком вызовут. Нет, конечно, не вызовут. Сейчас уже не то время. Но все же. Новая власть она как новая метла. Кто его знает. Да и не хочется сомневаться, хочется верить, что будет лучше. Оно, конечно, и сейчас неплохо сидим. Но можно же лучше. Чтобы зарплата была побольше, чтобы шмотки импортные в магазинах были, чтобы магнитофоны и видаки у нас стали делать хорошо и дешево, чтобы за границу побольше и почаще пускали.