Денис Драгунский - Соседская девочка

– Кто же, откуда, и что он за птица? – дерзко процитировал курсант Кошкин какой-то детский стишок.

– Это вам сообщат своевременно или несколько позже, – улыбнулся полковник.

Позже объяснили, что будущий студент Левашов – это ближайший и дражайший родственник самого главного начальника, вы поняли, ребята? Намеками рассказали: побочный сын. От очень любимой женщины. Главный начальник его любит сильнее, чем родных. Очень за него переживает. Надо быть с ним все время на факультете и вообще всегда и везде, от библиотеки до танцев и пьянки в общаге. Включая картошку и стройотряд, куда он обязательно поедет, как все нормальные студенты. Но – чтоб, как говорится, волосок с головы не упал, ясно, ребята? «Оружие дадут?» – спросил курсант Никольский. «Может быть, только когда в стройотряде. А так – один самбист, другой боксер, справитесь, ребята».

Даже интересно, на какие нежные чувства, оказывается, способен главный начальник! А Левашов – настоящая фамилия парня? Кошкин был уверен, что да. Никольский хихикал: главный начальник сходил налево, отсюда и псевдоним.

Никольский был хитрожопый. Им выдавали деньги «на пиво и такси» и отчета не требовали, а Никольский экономил и прикарманивал. Кошкин думал, стукануть или нет. Потом решил, что лучше рассказать «охраняемому лицу».

– Я знаю, – сказал Саня Левашов. – Он их мне отдает. А я ему отстегиваю половину.

Левашов был хороший парень. Но слишком уж простой. Выпить, потом еще выпить, потом девочек снять. Учился так себе. Никольский с Кошкиным ему курсовые писали. Но вообще к нему на факультете очень лояльно относились.

– Боятся, падлы! – говорил Левашов, накачиваясь пивом в подвальном баре под названием «Яма» после очередной незаслуженной четверки. – Но вообще тяжело, – и он заглядывал Кошкину в лицо, смотрел своими маленькими синими глазками, ловил его взгляд. – Тяжело, котяра ты мой золотой, добрый и пушистый, – и гладил его по голове. – Позади хер чего, впереди полный мрак, только вот с тобой пивцом побаловаться…

Вот за это Кошкин его полюбил, за тоску и откровенность.

Левашов не стал жениться на самой-самой красавице, дочке академика, хотя она сама просилась и жаловалась Кошкину. Потому что на факультете уже к концу второго курса все знали, кто такой Саня Левашов.

– Не хочу девке жизнь калечить, – отвечал он на увещевания Кошкина. – Он же не бессмертный, – и тыкал пальцем на портрет или просто в потолок, если сидели в «Яме».

– А ты учись хорошо, – говорил Кошкин. – Потом в аспирантуру. Диссертация. Доцентом будешь. А там и доктором наук. При чем тут он? – и тоже тыкал пальцем вверх. – Тебе толчок дали, а дальше сам.

– Какой ты правильный, уссаться! – смеялся Левашов. – Возьми еще пива.

Когда самого главного начальника прокатили на лафете от Колонного зала до Кремлевской стены, полковник вызвал Кошкина и Никольского и объявил отбой. Никольский стал рассказывать про Левашова разные гадости, которые тянули на легкую уголовку, но полковник отмахнулся. А Кошкин спросил:

– Можно мне с ним продолжать общаться?

Полковник кивнул. Кошкину показалось, что одобрительно. Поэтому он спросил, не поможет ли ему родная контора устроиться в какой-нибудь НИИ по исторической специальности.

– При чем тут контора? – почти дословно повторил полковник его же собственные слова. – Тебе толчок дали, а дальше сам.

Кошкин с ужасом видел, что ничего с Левашовым поделать не может. Он помогал ему деньгами и советами, продавал его дачу после смерти матери, разменивал его шикарную квартиру при дурацком разводе, доставал лекарства, клал в больницу, часами сидел с ним за бутылкой. Уговаривал взяться за ум, обещал содействие. «Вот та дочка академика, она не замужем, все тебя вспоминает, мне звонила, как там наш Саня».

– Эх, котяра, – стонал Левашов. – Тебе меня жалко? А мне тебя еще жальче! Приключение закончено, забудьте.

– Нет! – крикнул Кошкин.

– Нет да. Хочешь, в морду дам?

– Не надо, – Кошкин сделал блок.

– Тогда тьфу на тебя! – и Левашов по-настоящему плюнул в Кошкина.

Кошкин мог ему руки переломать, но не стал.

Он защитил диссертацию на тему «Русская военная дипломатия во время Смоленской войны». Выяснил, что в Посольском приказе был подьячий Амвросий Кошка. Решил, что это его предок. Даже родословную составил, с небольшими натяжками, но красивую. Загордился. XVII век, не хухры-мухры. Но Левашову звонил изредка. Левашов слал его на три буквы. Потом телефон перестал отвечать. Кошкин узнал его адрес. Соседи сказали, что он в больнице. Приехал в больницу, а там сказали, что вынос тела завтра в десять утра. Как просто.

Все это в один миг пронеслось в голове доцента Кошкина. Он нагнулся к мальчику, которого держала за руку женщина в розовой куртке, и спросил:

– Это твой папа? – И, не дожидаясь ответного кивка, сказал: – Хочешь, я тебе про него расскажу? Мы с ним дружили. Он был хороший.

– Пошел отсюда! – зашипела женщина. – Аферист!

Кошкин выпрямился, покачал головой, вздохнул, повернулся и вышел.

А на улице вспомнил, что Амвросия Кошку подняли на копья во время Стрелецкого бунта, потому что он был на стороне худородных Нарышкиных, против могучих Милославских.

Павла Николаевича Саруханова назначили директором ФПП, Фонда перспективного планирования. Он встречался с Шефом. Шеф сказал, что будет его вызывать примерно раз в месяц.

Выше – только звезды!

Поэтому Саруханов решил сходить поужинать в ресторан с женой Ниной. Нашли в интернете какой-то новый-клевый, под названием «Карло Гоцци». Переулок был перерыт – машину оставили на углу. Дошли до входа. Красиво: маски всяких Труффальдино и Панталоне. У дверей стоял швейцар – крупный молодой человек.

Саруханов двинулся было вовнутрь, но тот оглядел его и почему-то не посторонился.

– Добрый вечер, – сказал Саруханов.

– Извините, – ответил швейцар. – У нас сегодня мероприятие.

– Вот! – сказала Нина. – Надо было заказать столик!

– Как-то я не подумал, – огорчился Саруханов. – Но у вас же там почти что пусто, – он попытался заглянуть швейцару через плечо. – Какое еще мероприятие?

– Скоро начнется, – сказал тот, заслоняя вход.

Наверное, Саруханов взял бы жену под руку и ушел, они нашли бы, где поужинать, но вот беда – к дверям подошел какой-то седой мужик в сопровождении двух девиц. Швейцар встал боком и пропустил их.

– Что ж нам делать? – спросил Саруханов.

– Тут вокруг очень много хороших кафе. Вкусно, уютно, недорого, – негромко и отчетливо ответил тот.

– Спасибо, – сказал Саруханов и слегка побледнел.

– Паша, ты только не волнуйся, – сказала Нина.

Саруханов отошел на десяток шагов.