Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

С тех пор они много раз стояли у входа в его квартиру, дожидаясь возможности дать работникам Тодта заранее припасенную еду. Иногда им это удавалось, но слишком часто охранники отталкивали их назад, и работники маршировали дальше, не получив ни крошки.

Жарким дождливым июльским вечером Кристофер вернулся домой с письмом, которое дал ему отец. Он чувствовал, как оборванная, грязная одежда прилипает к вспотевшей коже. К тому времени мыло стало дефицитом, а новая одежда осталась лишь в воспоминаниях. Ребекка сидела у окна. Он подошел к ней, провел рукой по ее волосам и шее.

— Я больше не могу, — произнесла она.

— Ты о чем?

— Об этой изоляции, о постоянном угнетении. — Снаружи в окно стучал дождь. — У меня есть желания. Я хочу выйти за тебя замуж.

— Сейчас не время говорить о свадьбе. Из чего мы испечем торт, из песка?

— Знаю. Знаю, это невозможно, пока не уедут нацисты. Я просто не думала, что они пробудут здесь так долго.

— Ребекка, придется потерпеть. Когда война закончится…

— Я снова смогу выходить из дома? Я уже схожу здесь с ума.

— Ты знаешь, мы должны быть осторожны. Если нацисты поймают тебя без документов… Мы обсуждали это миллион раз.

— Да, знаю, мне придется зарегистрироваться как еврейке, но что они мне сделают?

— Ты правда хочешь испытывать судьбу? Сама видела, как нацисты обращаются с работниками Тодта. Хочешь превратиться в одного из них, в ходячего скелета, в раба?

— Кажется, моя жизнь закончилась с тех пор, как приехали нацисты.

— Неужели твоя жизнь настолько ужасна?

— Нет, я не об этом. Рядом с тобой я счастливее, чем когда-либо. Просто ты — единственное хорошее, что осталось в моей жизни. А я хотела поступить в университет. Я хотела работать, иметь семью и детей. Я хотела родить от тебя детей и быть твоей женой. — Она подвела его к дивану и села ему на руки.

— У нас все это будет. Однажды ты получишь образование. Я тоже хочу детей, но сейчас не время рожать ребенка, не здесь, не сейчас.

— Если меня внесут в списки, что произойдет? С другими евреями пока ничего не случилось. Они продолжают жить своей жизнью. Могут выходить из квартир…

— Это плохая идея, Ребекка. Если мы подождем…

— Подождем чего? Регистрироваться или нет — мое решение, а не твое. Я не стыжусь своих корней. Может быть, это будет лучше, чем крадучись пробираться из своей квартиры в твою и обратно. У меня теперь даже работы нет. Все, что я теперь делаю, — прячусь. Если я зарегистрируюсь, то, может, у меня хотя бы будет подобие нормальной жизни.

Письмо от Ули оттягивало карман. Возможно, это было первое письмо, полученное жителем острова с начала блокады, с прихода нацистов.

— Что такое?

— Ничего. Я получил письмо от Ули, он передал его с одним из немецких солдат.

— Да, все же немцы имеют здесь определенные преимущества. Что он пишет?

Кристофер залез в карман и протянул ей конверт. Она несколько секунд подержала его в руке, потом открыла. И улыбнулась, читая первые строки.

27 июня 1941

Стефан, Кристофер, Александра, Том и Ребекка (надеюсь),

хочется верить, что все вы в порядке. Если люди, участвующие в передаче этого письма верны своему слову, оно должно добраться до вас к тому моменту, как я окажусь в России. Мы получили приказ на прошлой неделе и отправляемся туда завтра. Другие офицеры говорят, что это последний рывок перед победой и что война должна закончится к Рождеству. Русские — неорганизованный сброд, и объединенные силы рейха их с легкостью одолеют. Во всяком случае, так говорят. У меня же не выходит из головы один излишне самоуверенный генерал по имени Наполеон и то, что случилось с ним после вторжения в Россию. Но посмотрим.

Никогда не думал, что смогу настолько скучать по дому. Невыносимо хочется обнять Каролину и взять на руки Стефана. Я все время о них думаю и иногда ловлю себя на том, что часами смотрю на присланные ею фотографии. Стефан уже вовсю бегает и даже говорит несколько слов. Каролина говорит, что он знает меня по фотографиям, иногда показывает на них пальчиком и говорит «папа». Этого достаточно, чтобы мое сердце растаяло и я позабыл обо всем на свете.

Не могу сказать, что хорошо провел время во Франции. Думаю, местным жителям непросто осознать, что мы пришли предотвратить кровопролитие и гибель, а не наоборот, и сомневаюсь, что они когда-нибудь это поймут. Может, только если мы выиграем эту войну (а все говорят, что так и будет), однажды они нас оценят и мы все сможем жить в мире. Просто не знаю. Я всего лишь солдат, хоть и в звании майора. Видимо, у них заканчиваются людские ресурсы, раз меня повысили. Но я просто буду делать что обычно — пригну голову и побегу, когда полетят пули. Постарайтесь обо мне не беспокоиться.

Надеюсь, вы все в порядке, и надеюсь, Том не вступил в британскую армию! Я должен вас серьезно предупредить. Из последнего письма Кристофера, полученного перед оккупацией Джерси, я понял, что Ребекка хочет остаться, чтобы быть с ним. И хотя это меня очень обрадовало, я должен предупредить вас о законах рейха в отношении евреев. Ребекка, если ты это читаешь, — просто будь осторожна. Если что-нибудь случится, я постараюсь использовать все доступное влияние моих друзей из СС, но многого обещать не могу. Держись в тени, и постепенно все успокоится.

Я постараюсь написать еще, но не знаю, как будут работать почтовые службы в России.

Люблю вас всех,

Она опустила письмо себе на колени. Повисло мучительное молчание. Наконец она заговорила:

— Поверить не могу, что Ули сражается за нацистов. Поверить не могу, что он один из них. Он был таким добрым человеком.

— И он по-прежнему такой.

Кристофер познакомился с доктором Вильгельмом Каспером, новым командиром немецкого гарнизона на Джерси, 19 июля 1942 года. Кристофер, как обычно, работал в своем кабинете в Сент-Хелиере. От Ули не было вестей с тех пор, как его отправили в Россию. Они только знали, что он жив, из отчетов клерков в офисе доктора Каспера. Ули по-прежнему оставался в списках действующих военнослужащих на Восточном фронте. С начала оккупации Зелеры были единственными людьми на острове, получавшими новости из внешнего мира. Ребекка по-прежнему пряталась в квартире, не выходя оттуда месяцами. Она была настроена оптимистично, насколько это было возможно в ее ситуации. Обнимая ее по ночам, Кристофер чувствовал, как выпирают их кости. Они оба похудели. Как и все остальные, даже сами немецкие солдаты.

Штейнер зашел в кабинет, распахнув дверь. Он направился прямо к столу Кристофера, который трудился над переводами.

— Что такое?

— Доктор Каспер хочет вас видеть, немедленно.

— По какому вопросу? — вмешался Стефан. В его волосах появились прожилки седины, а худое лицо обветрилось, словно скалы на берегу. — Уверен, доктор Каспер может уладить вопрос со мной. Мы с ним видимся несколько раз в месяц, хоть и мельком.