Салли Руни - Нормальные люди

Ты прекрасно знаешь, что и сам этого не сделаешь, так что нечего меня стыдить, сказала она.

После этого они продолжили есть, как будто бы просто разыграли спор, в котором обе стороны выступили с равными аргументами, но точку зрения выбрали более или менее произвольно, только ради того, чтобы устроить дискуссию. На соседний фонарь села крупная чайка с изумительно чистыми и мягкими на вид перьями.

Просто нужно выстроить в голове четкую картину, каким ты представляешь себе нормальное общество, сказала Марианна. Если ты считаешь, что люди имеют право поступать в университет и изучать английскую филологию, не вини себя за то, что и сам из их числа, – ты имеешь полное право.

Тебе легко говорить, ты вообще никогда не чувствуешь вины.

Она полезла в сумочку в поисках чего-то. Рассеянно сказала: вот как ты меня воспринимаешь?

Нет, ответил он. А потом, все еще раздумывая, чувствует ли Марианна иногда вину, добавил: не знаю. Я бы должен был заранее сообразить, как оно все будет в Тринити. Вот смотрю на всю эту дребедень, связанную со стипендией, и думаю: Ого, а что бы у нас в школе сказали?

В первый момент Марианна промолчала. У него зародилась смутная мысль, что он ляпнул что-то не то, но в чем именно промашка, сообразить не удавалось. Да уж, сказала она, для тебя всегда было очень важно, что о тебе станут болтать в школе. Тут он вспомнил, как к ней тогда относились одноклассники, как относился он сам, и ему сделалось не по себе. Не на такой итог разговора он рассчитывал, но все-таки улыбнулся и сказал: ой. Она улыбнулась в ответ, взяла чашку с кофе. В этот момент он подумал: в школе он определял правила их отношений, а теперь определяет она. При этом она великодушнее, подумал он. Она лучше меня.

Джейми закончил рассказ, Марианна снова уходит в дом, приносит еще бутылку игристого вина и бутылку красного. Найл начинает снимать проволоку с первой бутылки, а Марианна подает Коннеллу штопор. Пегги собирает тарелки. Коннелл обдирает фольгу с бутылки, и тут Джейми наклоняется и что-то говорит Марианне. Коннелл вставляет штопор в пробку, начинает ввинчивать. Пегги забирает у него тарелку, добавляет к стопке. Он складывает ручки штопора, пробка вылезает из горлышка с негромким чмоком.

Синева неба сделалась прохладнее, у горизонта собираются серебристые облака. У Коннелла жжет лицо – он думает, не обгорел ли. Ему нравится иногда представлять себе Марианну, когда она будет постарше, с детьми. Он представляет, что они все вместе здесь, в Италии, она готовит салат или что-то еще и жалуется Коннеллу на мужа – он ее старше и, скорее всего, большой интеллектуал, а Марианне он кажется скучным. И чего я не вышла за тебя? – говорит она. Воображение рисует Марианну очень четко, Коннелл видит ее лицо, понимает, что она много лет занималась журналистикой, возможно, жила в Ливане. Себя он видит смутно, плохо понимает, чем занимался. Но прекрасно знает, что ей скажет. Деньги, скажет он. И она рассмеется, не поднимая глаз от салата.

Разговор за столом крутится вокруг поездки в Венецию: какие туда ходят поезда, какие музеи стоит посетить. Марианна говорит Коннеллу, что ему понравится коллекция Пегги Гуггенхайм, и Коннелл доволен, что она к нему обратилась, что отметила его любовь к современному искусству.

Далась вам эта Венеция, говорит Джейми. Там сплошные азиаты, которые фотографируют все подряд.

И, чего доброго, тебе, какой ужас, придется с кем-то из них столкнуться, говорит Найл.

За столом повисает тишина. Джейми говорит: что? По голосу и по длинной паузе перед ответом понятно, что он пьян.

То, что ты сейчас сказал про азиатов, похоже на расизм, говорит Найл. Но я не собираюсь педалировать этот вопрос.

А чего так – потому что все азиаты за этим столом разобидятся, да? – говорит Джейми.

Марианна рывком встает и говорит: пойду принесу десерт.

Коннелла огорчает ее бесхребетность, но и он, в свою очередь, отмалчивается. Пегги уходит с Марианной в дом, за столом тишина. В темном воздухе кружит крупный мотылек, Джейми замахивается на него салфеткой. Через минуту-другую Пегги с Марианной приносят из кухни десерт: огромную стеклянную миску нарезанной клубники, а к ней – стопку белых фарфоровых блюдец и серебряные ложечки. Еще две бутылки вина. Раздают блюдца, раскладывают ягоды.

Она полдня кромсала эти чертовы ягоды, говорит Пегги.

Вы тут нас прямо балуете, говорит Элейн.

А где сливки? – говорит Джейми.

В доме, говорит Марианна.

А чего не принесла? – говорит он.

Марианна бесстрастно отодвигает стул от стола, встает, чтобы идти. Почти стемнело. Джейми обшаривает взглядом лица, пытаясь найти кого-нибудь, кто посмотрит на него и подтвердит, что он был прав, попросив принести сливки, что Марианна совершенно несправедливо обиделась на простую просьбу. Но вместо этого все прячут от него глаза, после чего он с шумным вздохом роняет стул и идет за ней следом. Стул беззвучно валится на траву. Джейми через боковую дверь входит на кухню и захлопывает ее за собой. Есть еще и задняя дверь, которая ведет в другую часть сада, туда, где растут деревья. Эта часть обнесена стеной, отсюда видно лишь верхушки.

Когда Коннелл вновь замечает, что происходит за столом, оказывается, что Найл смотрит на него во все глаза. Коннелл не понимает смысла этого взгляда. Он прищуривается, чтобы показать Найлу, что запутался. Найл бросает многозначительный взгляд на дом, потом снова на него. Коннелл оборачивается. В кухне горит свет, желтоватое мерцание просачивается через дверь в сад. Ему с его места не видно, что происходит внутри. Элейн и Пегги расхваливают клубнику. Когда они умолкают, Коннелл слышит из дома взвинченный голос, почти крик. Все замирают. Он встает из-за стола, идет в дом, чувствует, как падает кровяное давление. Он выпил не меньше бутылки вина, а может, и больше.

Оказавшись у двери в сад, он видит Джейми и Марианну – они стоят у стола и явно о чем-то спорят. Коннелла они сквозь стекло замечают не сразу. Он приостанавливается, положив ладонь на ручку двери. Марианнино лицо горит – то ли от солнца, то ли от ярости. Джейми нетвердой рукой наливает себе красное вино в бокал для шампанского. Коннелл поворачивает ручку, входит. Все нормально? – говорит он. Оба смотрят на него и умолкают. Он замечает, что Марианну трясет, как будто ей холодно. Джейми саркастически поднимает бокал, делая жест в сторону Коннелла – вино выплескивается через край на пол. Поставь его, негромко говорит Марианна.

Что, прости? – говорит Джейми.

Пожалуйста, опусти бокал, говорит Марианна.

Джейми улыбается и кивает самому себе. Хочешь, чтобы я его опустил? – говорит он. Хорошо. Хорошо, смотри, вот, опускаю.

Он роняет бокал на пол, тот разбивается. Марианна кричит, настоящим криком, и всем телом кидается на Джейми, занеся правую руку, будто бы для удара. Коннелл делает шаг и встает между ними, под подошвой хрустит стекло, он перехватывает руку Марианны. За спиной слышен смех Джейми. Марианна пытается отпихнуть Коннелла, содрогается всем телом, а лицо у нее бледное и все в пятнах, будто после плача. Иди сюда, говорит он. Марианна. Она смотрит на него. Он вспоминает ее в школе, ее резкость и упрямство в отношениях со всеми. Но он уже тогда многое про нее знал. Они смотрят друг на друга, тело ее надламывается и обмякает, будто в нее попала пуля.