Евгений Крушельницкий - Философские уроки счастья

Этот удивительный старик восхищал многих. О нём говорили, что он знал не только место каждой книги в музее, но и её содержание. Отношение к книге у него было сродни религиозному: за ней он видел нетленные останки её творца, которые помогут когда-нибудь возвратить к жизни душу автора. Когда Лев Толстой, глядя на бесконечные библиотечные полки, неосторожно заметил: «Мало ли глупостей написано, следовало бы всё сжечь», Фёдоров решительно осадил графа: «Много я видел на своём веку глупцов, а такого ещё не видал». Толстой сконфуженно извинился. Он не знал, что у этого старика книги заменяли даже подушку. Купить её было не на что, потому что из своего малого жалованья библиотекарь оставлял себе всего четверть, раздавая остальные нуждавшимся коллегам — стипендиатам, как он их называл.

Даже библиотеку он хотел реорганизовать в соответствии со своими идеями, расположив книги по календарному принципу, по дням смерти авторов. Тогда для любой книги наступит день в году, когда её раскроют, помянут автора, вызовут в памяти его образ, а это, по мысли философа, — первый шаг к воскрешению.

Фёдоров был человеком практическим, и по этой причине недолюбливал философию, которая отделила мысли от дела и объявила знание самоцелью. Поэтому собственное учение к философии не относил, а называл «проектом». Суть проекта — в таком преобразовании земной действительности, которое приблизило бы нас к царству Божию. Фёдоров считал, что земной рай человек может и должен построить сам. Но ничего из этого не получится, пока люди разобщены и в мире царит небратское, «неродственное» отношение друг к другу. А жить нужно, по Фёдорову, не для себя и даже не для других, а со всеми и для всех, потому что большее невозможно, а меньшее безнравственно. Слова «для всех» тут нужно понимать буквально, имея в виду и умерших. Лишь такая полнота будет соответствовать царству Божию. Иначе какое же это царство, если по-прежнему над людьми будет господствовать смерть, это исходное зло. Чтобы с ней справиться, перестать быть рабом природы, нужно «оживить живых» — то есть раскрепостить, раскрыть их творческие возможности, воодушевить на общее дело преобразования жизни. «Только бы ожили живущие, тогда станут воскресать и умершие поколения», — уверен философ. Настоящая философия для него — это наука о родстве и неродственности. В родстве — полнота жизни, чувства, разума, в его отсутствии — разъединение, раздор, смерть.

Эту идею воскрешения мёртвых рационалисты высмеяли. Ну, предположим, воскресили мы мёртвых. А чем их кормить, где они будут жить, когда и живущим-то голодно и тесно? И потом: мало ли было в минувшие времена убийц и людоедов, отлично умевших превращать землю в ад… А мы их теперь потянем в рай? И что из этого получится? Нет, «проект», конечно, смелый, но сомнительный. Мы уж не говорим о чисто технических сложностях такого загадочного процесса, как воскрешение тех, чей и прах-то давно исчез…

«Какая нелепость!» — заметил Фёдоров на письме Соловьёва, который поделился сомнениями насчёт целесообразности воскрешать человечество, где люди норовят пожрать друг друга. Он не ожидал, что на его религиозную идею будут смотреть глазами реаниматолога-практика. У Фёдорова речь не об оживлении, а о воскрешении и одновременном преображении, после чего бывшие грешники станут праведниками.

Но если идеи — чисто религиозные, то о чём хлопотать? Ведь Христос уже пообещал при втором пришествии решить эти вопросы — и с воскрешением, и с царством. Соберутся все народы, Вседержитель отделит добрых от злых и каждый получит по делам своим: кто вечное царствие, а кто — вечный огонь. Однако Фёдорова такой вариант не устраивает, он хочет всеобщего спасения, для всех, а не только избранных. Его план указывает путь к искуплению греховности, а заодно устраняет и старое богословское противоречие: всесправедливый Бог не может простить грешников, не нарушив справедливости, но, будучи всемилостивым, не может и не простить. Если же люди сами воскресят и преобразят усопших, то грешников не будет и в рай попадут все.

Как же осуществить это на практике? Фёдоров предлагает собрать все атомы и молекулы, из которых некогда состояли умершие предки. Ещё Лукреций Кар заметил, что если бы частицы вещества, из которых мы состоим, могли соединиться вновь после нашей смерти, то мы родились бы заново. Но легко сказать — собрать… Впрочем, Фёдоров и не говорит, что это легко. Он пишет о будущих научных центрах, где физики, химики, физиологи, археологи проявят свои познания. Волны, излучаемые в результате вибраций мельчайших частиц вещества, по мысли философа, индивидуальны и найдут отклик в других частицах, принадлежащих живым родственникам покойного. «Химические лучи» помогут отделить родное от чужого. С душой сложнее, однако тут слово за генетиками. Зная механизмы наследственности, они сумеют восстановить мысленные образы предков, потому что душа каждого живущего — это два родительских изображения, слитые воедино.

Фёдоров искренне верил в это научное чудо, осуществимое совместными усилиями «ума, воли, всего существа сынов». Если Бог-отец родил сына, то почему бы и сыну, которого наука сделает богом, не возродить отца? Искупить в этом общем деле свои грехи философ призывал всех — верующих и неверующих. Верующим он говорил о воскрешении, неверующим — о регуляции природы. Бог создал мир, но сделать его прекрасным для человека может только человек.

Покорность судьбе Фёдоров считал «вершиной безнравственности» и противопоставлял ей величайшую ненависть к року. Он твёрдо верил, что причина бедности — не в правилах распределения товаров, а в рабской зависимости от природы, которую надо «регулировать», то есть подчинить воле человека. У философа были основания так говорить: он пережил и засуху начала 90-х годов, помнил и опустошительные ливни с градом, и голод. Землю надо защитить от слепой стихии — от наводнений и засух, землетрясений и извержений вулканов. Надо разумно использовать ресурсы её недр, а энергию природы обратить на пользу человеку.

У него были нешуточные планы — строительство трансконтинентальной железной дороги, электрическое кольцо вокруг земного шара… Мечтал, что человек сможет воздействовать на тучи так, чтобы дождь падал не в море, а туда, куда надо. Американские опыты по вызыванию дождя с помощью взрывчатых веществ воодушевили, и Фёдоров откликнулся: «Это благая весть, что все средства, изобретённые для взаимного истребления, становятся средством спасения от голода».

Мало сказать, что его замыслы были грандиозны, — они были космическими. Философ замыслил сняться с надоевшей околоземной орбиты и отправиться в просторы вселенной. Цепь аэростатов, которая охватит Землю, превратит планету в электромагнит и позволит управлять её ходом. Единое человечество, команда этого «земнохода», станет заботиться о сохранении на нём жизни…