Дженни Колган - Шоколадная лавка в Париже [litres]

Но конечно, полки холодильника оказались забиты молоком и сливочным маслом. Бенуа со всех ног кинулся освобождать место для наших les petits pots [34] Горшочки (фр.). .

Тьерри отправился пропустить рюмочку дижестива, а когда он вернулся, горшочки уже застыли, потемнели и радовали глаз глянцевым блеском. Тьерри состроил гримасу, что-то буркнул, обращаясь к холодильнику, и громко объявил, что это единственное, для чего годен данный прибор. Если, конечно, не считать пожирания денег. Тьерри достал серебряную ложечку и дал мне попробовать шоколадный горшочек с лаймом. В жизни не пробовала ничего чудеснее. Взбитый десерт легче воздуха. Шоколад тает на языке, оставляя насыщенное, богатое нюансами послевкусие и непреодолимое желание съесть еще, и побольше. Кажется, будто это и вовсе не еда, а прекрасная вкусовая греза.

Тьерри назначил за шоколадные горшочки заоблачную цену. Их разобрали за пятнадцать минут. Я уговорила Тьерри не отходить от меня ни на шаг, пока делаю следующую порцию. Тьерри заявил, что на освоение этого искусства мне потребуется лет сорок, не меньше, а у него нет столько времени, чтобы исправлять мои многочисленные огрехи. И все же я восприняла это как комплимент.

Вечером дома меня встретил злой Сами. Он сейчас работает над костюмами для «Богемы». Название Сами произнес таким тоном, будто заранее предполагал: я в первый раз слышу про эту оперу. Я действительно слышала про нее в первый раз, но это не помешало мне кивнуть с умным видом. Наверное, для Сами не знать «Богему» – все равно что не знать Майкла Джексона. Так вот, Сами заявил, что певцы, видно, слишком вжились в роли и нахватались таких богемных замашек, что на примерку теперь никого не загонишь. Придется тащиться прямо к ним домой, вот только живут они не в доме, а на барже.

Вечер был просто потрясающий. Солнечный свет походил на россыпь золотых капель.

– Ну, ты-то мне компанию точно не составишь, – язвительно заметил Сами.

В последнее время он каждый день меня куда-то зовет, а я в подавляющем большинстве случаев отказываюсь. Отчасти потому, что стесняюсь, но главная причина в хронической усталости и моем позорном французском.

Но сегодняшний урок с Тьерри воодушевил меня. До чего приятно, когда тебя принимают в круг избранных и считают своей! В кои-то веки я не валилась с ног от изнеможения и поэтому, к величайшему удивлению Сами, согласилась пойти с ним.

Баржа, на которой жили певцы, оказалась забита под завязку. Все наслаждались вечером, пили, жонглировали и просто болтали. Сами тут же растворился в толпе сотен «близких знакомых». Я растянула губы в самой своей обаятельной улыбке и в награду получила бокал шампанского. Удивительно: на съемную квартиру у людей денег нет, но на шипучке не экономят. К тому времени как я поднялась из тесного камбуза на палубу, кто-то завел двигатели, и теперь мы вовсю бороздили просторы Сены. Сомневаясь в законности подобных прогулок, я опасливо оглядывалась по сторонам. В один момент баржа едва не столкнулась с какой-то из парижских прогулочных лодок – bateaux mouches. Мы плыли вверх по течению вдоль каменных набережных, запруженных народом, и проходили под многочисленными мостами. Нотр-Дам и Эйфелева башня то скрывались из вида, то снова показывались. А вечеринка набирала обороты. Когда встали на якорь неподалеку от Сите, двое мужчин под одобрительные вопли зрителей достали огромные факелы. Сначала я пришла в ужас: сейчас подожгут баржу и нам всем конец. Но потом рассудила: я в чужой стране, а в путешествия как раз и ездят за новым опытом. Да, такого у меня уж точно еще не было. К тому же на берег сойти нет возможности, так почему бы не поучаствовать во всем этом безобразии? Но от мужчин с факелами на всякий случай отошла подальше – береженого Бог бережет.

Раздевшись до пояса, мужчины зажгли факелы и стали ими жонглировать. Баржа покачивалась, но жонглеры идеально держали равновесие. Смотреть на них было и занятно, и страшно. Вскоре на берегу тоже собралась толпа зрителей. Сами выступал в качестве распорядителя представления: кричал, энергично жестикулировал.

Вдруг я заметила знакомое лицо. Какая-то девушка что-то рассказывала этому мужчине, но он, казалось, совсем ее не слушал. Вместо этого смотрел по сторонам, разглядывая собравшихся. Вскоре заметил меня, улыбнулся и помахал рукой. Я ответила тем же, не успев сообразить, что делаю. Передо мной стоял Лоран, сын Тьерри. Я тут же почувствовала себя застигнутой на месте преступления и нервно закусила губу. Лоран усмехнулся и повернулся к своей спутнице, но тут Сами вцепился в его руку и что-то прокричал. Сначала Лоран покачал головой – нет-нет, и речи быть не может, – но не успел бедняга опомниться, как в руки ему сунули сковородку, а на голову водрузили белоснежный поварской колпак. Музыка заиграла громче, и все захлопали. Лоран вскинул руки, будто сдаваясь, а потом стал разбивать яйца в миску. Вот это совпадение – совсем как его отец утром! Я узнала эту быстроту, эту ловкость. Наблюдала за Лораном как завороженная. Кто-то принес муки и молока. Лоран стал взбивать смесь – и это он тоже делал точно так же, как отец. Тут жонглеры опустили факелы и стали подкидывать их медленнее, осторожнее. К моему изумлению, Лоран расплавил на сковородке кусочек сливочного масла и стал поджаривать блинчики над огнем. Лоран подбрасывал их почти одновременно с факелами. Зрители встречали каждое новое блинное сальто аплодисментами. Особенно все обрадовались, когда один блинчик вылетел за борт, и его тут же схватила огромная чайка.

Зрелище было просто завораживающим. Один раз, пытаясь поймать отлетевший в сторону блин, Лоран вытянул надо мной длинную руку, потерял равновесие и чуть не приземлился ко мне на колени.

– У-уф, – выдохнул он. – Bonsoir mam’zelle [35] Добрый вечер, мадемуазель (фр.). .

– Здравствуйте, Лоран, – ответила я.

Тот поспешно выпрямился.

– Вы за мной шпионите! – воскликнул Лоран.

Но я сразу узнала знакомый озорной блеск в глазах, поэтому не слишком встревожилась.

– Вовсе нет! Да и в чем вы меня подозреваете? Неужели всерьез опасаетесь, что украду рецепт блинчиков?

– Расскажете отцу, что я бездельник, прожигающий жизнь на вечеринках, – ответил Лоран все с тем же хитрым блеском в глазах.

– Если подкупите меня блинчиком, обещаю молчать, – произнесла я.

Лоран взглянул на безупречно поджаренные блинчики, вытащил из ящика возле борта бутылку «Гран Марнье» и полил их оранжевым ликером. На огне алкоголь быстро испарился, и воздух наполнил аппетитный запах. Потом Лоран взял салфетку, жестом фокусника перебросил на нее блинчик и свернул в конверт, чтобы удобно было есть.

– Скажу вашему отцу, что вы очень хороший мальчик, – проговорила я.