Эмма Миллс - До и после [litres]

– Ага. Ох, отличная у них команда. Папа иногда ездит смотреть их матчи. Заметил Эзру еще до того, как кто-то о нем вообще услышал.

– До потрясающей и неожиданной возможности?

Линдси прыснула.

– Эзра, конечно, симпатяга, – сказала она, – но эти плакаты в туалетах меня пугают. Я в кабинку боюсь заходить, когда он так пялится.

Я не сдержала улыбку.

На следующее утро после маленькой победы «Рыцарей» Темпл-Стерлинга над «Бульдогами» Фрипорта Рейчел выдала мне пропуск на боковую линию. Разыскав меня в коридоре, она вложила вытянутый прямоугольник мне в руку и сказала, что в полседьмого я должна встретиться на поле с мистером Харпером, который отвечает за «Вестник». После этого, покрепче обхватив кипу бумаги и портативную электронику, она исчезла.

Тем вечером я с гордостью нацепила пропуск – ламинированный и вот это все – и даже почувствовала себя важной птицей, когда попрощалась с Фостером у трибун и свободно прошла на поле. Фостер собирался посмотреть игру с некоторыми из «Будущих прогрессивных ученых США». Наверняка они примутся вычислять траекторию полета мяча или выдумают еще что-то в таком духе. В любом случае они найдут способ заставить всех вокруг чувствовать себя дураками.

Я начала выискивать мистера Харпера взглядом и увидела его у одной из отметок на поле. Он держал штатив, а на плече у него висел огромный кофр для фотоаппарата. Я представилась и, как любой нормальный человек на моем месте, стала ждать, когда он отдаст мне камеру. Но вместо этого мистер Харпер всучил мне сумку. Не проронив ни слова, он сделал пару снимков поля. Сначала я решила, что он показывает, как обращаться с фотоаппаратом, но потом он пошел вдоль поля, продолжая держать камеру в руках.

Что там говорила Рейчел? «Я замолвлю за тебя словечко»? Когда игроки вышли на поле и началась игра, я наконец поняла, что оказалась всего лишь носильщиком. Ну, по крайней мере, отсюда открывался неплохой вид на игру.

На боковых линиях стояли и другие фотографы, но явно не из «Вестника» – настоящие корреспонденты из настоящих газет. К концу прошлого сезона они стали привычным явлением – тогда команда вышла в чемпионат класса 3, – но сегодня была самая обычная игра. Я заинтересовалась, что же их сюда привело, но едва мы приблизились, все стало ясно.

– Двадцать пятый, – шепнул один парень другому, когда начался новый розыгрыш. – Это он. Наблюдай за двадцать пятым.

И, будто зная, что на него смотрят, из толпы игроков выбежал Эзра и на полной скорости помчался к линии гола. Он бежал с опущенной головой, крепко держа мяч под мышкой, снес плечом одного особенно здорового парня из Фрипорта и вильнул влево, когда другой соперник бросился ему под ноги. Защита пала, и последние несколько метров оказались свободны. Тачдаун был у Эзры в кармане.

– А во втором тайме? Когда пацан из Фрипорта упустил мяч и Эзра его забрал и круто увернулся от атаки – ты видела? А когда Эзра убежал в противоположную сторону и Джордан завалил фрипортовского парня за пару секунд до того, как он должен был добраться до Эзры, – ты видела, Дев?

Фостер болтал всю дорогу домой. Он замолк, только когда мы подъехали к дому.

– Идешь сегодня на вечеринку?

– Нет.

Я даже не знала, в чьем доме сегодня тусовка. Да и не было настроения веселиться. Плечо болело от дурацкой сумки.

– Почему?

– Нет настроения.

– Тебе нравятся такие вечеринки? Эзре не нравятся. Он говорит, это просто сборище пьяных идиотов.

Возле входной двери я взглянула на Фостера:

– Когда ты успел с ним это обсудить?

– На физре. Когда мы бежали полтора километра.

Я тогда слишком сосредоточилась на беге, чтобы обращать внимание на что-либо другое, и уж точно была не в состоянии поддерживать беседу.

– В воскресенье мы с ним начинаем серьезные тренировки. Не завтра, а то у него планы. Только в воскресенье.

Интересно, что еще сообщит мне Фостер. Может быть, размер ноги Эзры? Или то, какие он предпочитает трусы? Его мнение о ситуации на Ближнем Востоке или что он вчера ел на ужин?

– Спокойной ночи, – сказала я, убежав в комнату прежде, чем он успел сказать еще что-нибудь.

А вот мама будет рада послушать болтовню о многочисленных талантах и мнениях Эзры Линли. Она была бы рада слушать Фостера, даже если бы тот принялся зачитывать ей пищевую ценность с коробки хлопьев.

Меня порой до боли трогало, как сильно мои родители хотели, чтобы с Фостером все было хорошо. И – даже больше, чем я, – чтобы он был нормальным. Для меня быть нормальным значило не выделяться из толпы. Для них, наверное, – просто быть счастливым.

Каждую субботу Кэс возил машину на мойку самообслуживания, это был некий ритуал после игры. Он еще в десятом классе приобрел у какого-то выпускника дрянное черное купе и просто обожал эту тачку.

На мойке самообслуживания каждая процедура занимает определенное время. Чем больше платишь, тем больше у тебя времени. Кэс выработал целую систему, чтобы платить за качественное мытье как можно меньше, но для этого требовался партнер. Поэтому чаще всего по субботам я тоже торчала на автомойке. Я была не против. Свою машину я тоже брала, и ее мы тоже мыли вместе. Но, в отличие от Кэса, я понимала, что никакая чистка и полировка не сделает конфетку из моей видавшей виды «тойоты».

После мытья салона Кэс загнал машину в небольшое помещение без крыши. Я стояла рядом с маленькой металлической коробкой, на которой можно было выбрать режим: кондиционирование, споласкивание и ультраблеск. Для начала опускаешь доллар, а каждый последующий четвертак гарантирует тебе еще тридцать секунд. Кэс божился, что всю мойку целиком можно проделать за доллар семьдесят пять. Мы никогда не успевали, но мечтать не вредно.

– Время? – уточнил Кэс. На споласкивании он всегда слегка тормозил.

– Двадцать секунд.

– Блин. Переключай.

Больше всего мне нравился ультраблеск, он очень вкусно пах. Я повернула ручку, и Кэс замелькал быстрее молнии. С колес все еще стекала пена.

– Опустить еще четвертак? – спросила я.

– Нет. Я успею.

– Иначе ведь еще доллар придется отдать.

– Время?

– Девять секунд.

Он обошел только половину машины.

– Опустить еще четвертак?

– Да нет же!

Я опустила еще четвертак.

Кэс закончил с ультраблеском, и шланг автоматически выключился, когда время вышло.

– Я бы успел, – сказал он, возвращая шланг на место. – Последние секунд десять мы потратили впустую.

– В следующий раз успеешь.

Кэс отогнал машину на парковку. Там уже стояла моя «тойота» – чистая и сухая, сияющая в солнечных лучах. Пока Кэс парковался и выходил, я опустила в своей машине стекла и включила радио.

– Я возьму влажную, а ты бери сухую, – сказал он и бросил мне тряпку. Мне всегда доставалась сухая.