Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

И кто бы мог подумать в тот вечер на берегу Нижней Тунгуски, что жить Васе Мамаеву осталось совсем немного, и смерть будет такой нелепой и неожиданной.

Говорят, что в Европе, у настоящих буржуев, новогодние каникулы рождественскими называются. Почти две недели не только школьники, но и взрослые вроде как отдыхают. У нас Рождество отменили, но советский человек всегда выкроит временной закуток, чтобы сачкануть. И не раз в году. В мае, например. Со Дня солидарности по День Победы!

Кто в это время работает?

Вот именно. Один праздник – государственный, другой – всенародный. А, повезет, так и Пасха промеж ними вклинится. Яйца вкрутую – работа всмятку. Если, конечно, к смене не привязан. А командировочные – вообще, как партизаны или того хуже – без вести пропавшие. Местным до них дела нет, партийные на торжествах, дачники в земле ковыряются, а несознательные выпивают, иногда вспоминая, по какому поводу. Самое удобное время, чтобы на рыбалку выбраться. Вот я и напросился на Дальний Восток. Перед своим начальством изобразил трудовой порыв, а чужому – в праздники не до меня. Заодно и от демонстрации увильнул. В отличие от некоторых штатских я не очень большой любитель свою мощь демонстрировать. Скромность украшает. Да, знаю я, что неприлично быть слишком красивым. Но куда деваться, если таким уродился. Что-то не туда меня повело. Юлю, ерзаю вокруг да около, а дело не в демонстрации. И даже не в рыбалке. Но больно уж история щекотливая. Не знаю, с какой стороны подступиться. К тому же зарекался вроде распространяться о своих любовных похождениях. И опять не то. Похождения – это когда ищешь. Ни похождением, ни приключением мой случай назвать нельзя. Оскорбительно как-то. Не та ситуация.

С рыбалкой, кстати, промахнулся.

Приехал за день до праздника. Гостиница пустая. Выбирай любой из шести номеров, кроме люкса, разумеется. Бросил вещички, пошел знакомого навестить, насчет рыбалки перетолковать. Да без толку. Напарник отбыл в очередной отпуск. Укатил к родителям сажать картошку. Сюрприз, называется. Сижу в скверике, размышляю. Без мотоцикла до реки добраться сложновато, но можно и попутку поймать, потом пешком. Но где сапоги взять? Без них нет смысла. Тоскую. В скверике чистенько. Ленинский субботник неделю назад был. На березе робкие листочки вылезли. Весна ранняя, дружная, вода в реке большая. В ботинках там делать нечего.

И опять ерзаю, не о сапогах рассказывать собрался.

Поужинал и поплелся ночевать. В гостинице появилась вторая постоялица. В коридоре встретились. Блондинка в черном свитере. Фигура! Не хочешь, да оглянешься. И я вроде не монах. Даванул косяка. Но не более. Без каких-то там намеков. Вижу, что птица не моего полета. Серьезная дама, да и лицо слишком строгое. Увидел и не скажу, что забыл, но так – без последствий, да и голова не тем занята.

Телевизора в номере нет, поговорить не с кем. Прилег, не раздеваясь, и почти задремал, с дороги все-таки. Вдруг слышу – стучатся. И стук нерешительный такой, осторожный. Я даже засомневался – не показалось ли спросонья. Нет, не показалось, скребется кто-то.

– Входи, – говорю, – не заперто.

За дверью тишина. Стесняются. Пришлось вставать. Открываю.

Она!

В том же стройном свитере. С тем же строгим лицом, только еще красивее. Не ждал такую гостью. Даже отступил в глубь номера. Засуетился, заволновался: проходите, мол, присаживайтесь. А ей мое гостеприимство вроде как по барабану. Лицо застывшее, голос глухой и безразличный. Спрашивает, нет ли у меня консервного ножа. Конечно, есть, кто же в дорогу без ножа отправляется? Достаю, протягиваю. А она стоит и вроде как забыла, зачем пришла. Смотрит на меня, как на придурка. Сердито смотрит. Разве что ножкой не топает. Тут я и догадался, что консервы открывать она не приучена. Пока не ушла, быстренько предложил, давайте, мол, все устрою с превеликим удовольствием. Угадал, другого от меня и не ждали. Молча развернулась и пошла к себе. Я – за ней. Банки уже стояли на столе, все местные, дальневосточные: корюшка в масле, морская капуста, мидии. Там же и бутылка коньяка. Консервы открыть недолго. Сделал дело – надо уходить. Будь соседка попроще, не упустил бы момента напроситься на ужин. А с этой не отважился. Закрыл нож, пожелал приятного аппетита и – на выход. Правда, не спеша.

Сама предложила составить компанию. Окликнула, когда уже за дверную ручку взялся. Вроде неголодный, только что из столовой, но кто бы отказался от приглашения такой женщины? Присаживаемся. Бутылку берет сама. Рюмок в номере нет. Разливает коньяк по стаканам и не церемонится, не на донышко, а почти до половины. Выпила жадно. Ни тоста, ни присказки. Лениво поклевала вилкой закуску. Но любопытство все-таки проявила, попробовала из каждой банки. Она вилку отложила, и мне пришлось обходиться без закуски, как настоящему мужчине. Она молчит. Я молчу. Тишина. Если бы муха пролетела, показалась бы реактивным самолетом. Но мух не было. Чтобы как-то замять неловкость, стал рассказывать про икру морских ежей, но увидел, что ей неинтересно, и притих. Сижу и думаю, как бы сбежать от нечаянной красавицы? Не по мне такие посиделки, не годен я на роль болванчика. Только решился подняться, а она по второй налила. Бутылка больше чем наполовину опустела. Подняла на меня глаза. Взгляд не то чтобы оценивающий – если бы так – тогда бы можно и плечи распрямить. А тут вроде и смотрит, но не видит; вроде сказать что-то хочет, да сомневается – пойму ли. Так и не удосужила, только кивнула, приглашая выпить. К закуске не притронулась. А мне с расстройства баночной корюшки захотелось. Но неудобно в одиночку. А хочется, спасу нет Полный рот слюны, честное слово. Не удержался, подцепил вилкой кусок, а жевать стесняюсь. Пытаюсь раздавить языком, а не получается – твердая, с икрой.

И тут она объявила:

– Сын у меня погиб. Три недели служить оставалось. Убили Владика. Всего три недели не дожил. Господи!

Но не заплакала. Сдержалась. Видно в дороге все слезы извела. Наконец-то стало понятно, почему она такая. А я гадал: что да отчего? Дамские странности расшифровывал. Подозревал, что нарвался на подпольную алкоголичку. А тут оказалось все просто и доходчиво. Ломовая простота. Утешать я не очень-то умею. Да и не встречал подобных умельцев. Все эти наши соболезнования… Лишние напоминания, лишние расстройства. Приготовился терпеливо слушать и не возражать. Она кивнула, каким-то своим мыслям, потом покачала головой, словно возражая, и усмехнулась, а потом ровным усталым голосом высказала:

– Только не надо ничего говорить. Слов я уже наслушалась. И от других и от себя. Пойдем в постель.

Я остолбенел. Представляете сюрпризец? Не знаю, какой у меня был вид. Наверное, самый идиотский. Но ее это не интересовало. Она уже стояла ко мне спиной и раздевалась. Не спеша, словно давала рассмотреть себя.