Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Слушали с интересом, но не верили.

До самой осени докторский авторитет подрывал, потом понял, что напрасно время теряет, рассердился и уехал в город к настоящим врачам с большими микроскопами.

Уехал и не вернулся. Жену себе нашел. Самую натуральную жену, даже с квартирой и почти молодую. Стоило сменить обстановку – и все образовалось, потому как нет пророка в своем отечестве.

Потом я их в городе возле клуба встретил. Там как раз кино было, где его двойник играл. Петя в шляпе и при галстуке, жена крендельком под ручку зацепила, семенит рядышком и сияет от гордости, что на ее мужика народ оглядывается. Тщеславная, как все женщины. А фамилия двойника – Бурков, только сейчас вспомнил. Хороший артист, между прочим.

В паспорте он значился как Владимир Титович, но работал на участке контрольно-измерительных приборов, сокращенно – КИП (это для тех, кто в производстве не разбирается), вот и переделали Титыча в Кипыча. Там же трудился и Рудольф. Рудиком или Рудькой его никто не называл. Только Рудольф – никакого панибратства. Приучил. Жили они в нашей кошаре и оба были горбунами. Комендантша хотела их в одну комнату поселить, но парни заупрямились. Они вообще старались вместе не появляться. Оба щупленькие, оба носатые. Только у Рудольфа верхняя губа была короткой, поэтому ходил с постоянной улыбкой. С недоброй улыбкой, надо уточнить. И сам был злой. А Кипыч – добрый. И главное, в работе безотказный. Надо в субботу выйти – выходит в субботу; надо – в воскресение – пожалуйста; надо задержаться до позднего вечера – он и до ночи готов. И никаких скидок и поправок на горб. За тяжелую работу, конечно, не хватался, но в автоматике грубой силы почти не требуется, там умные руки нужны и гибкие мозги. А это было при нем. В полном комплекте. Пока мы собак гоняли да за девками бегали, он школу с медалью закончил и в институте лекции не прогуливал. Водкой не увлекался. Изредка – в день отъезда, в день приезда, если теплая компания собиралась. Но пьянел быстро и обязательно рассказывал какую-нибудь любовную историю. Их у него было штук пять. Самая интересная про актрису.

Прилетел он в Абакан, а там гастролировал московский театр. Мирно идет по гостиничному коридору, а навстречу ему красивая женщина с распущенными волосами. Если бы не слышал про гастроли, может, и не узнал бы. А тут сразу вспомнил, что видел ее в кино. И страшно стало. Первый раз в жизни увидел знаменитость с близкого расстоянии. У нее бутылка коньяка в руке, а у него бутылка кефира. Прошмыгнул мимо к своему номеру, да от волнения с замком совладать не может. Ключ выронил. Нагибается, видит, что и она остановилась. Смотрит на него, а потом подходит и спрашивает:

– Один в номере?

Номер был двухместным, но сосед съехал, а нового пока еще не подселили. Отвечает, что один.

И тогда она ошарашивает другим вопросом:

– Стаканы чистые в номере есть?

Телевизора не было, холодильника не было, а стаканы были.

– Есть, – говорит, – стаканы. Два и оба чистые.

Зашли в номер, она сразу же перемыла стаканы, плюхнулась на стул. Юбка короткая, колени круглые. Выпила сама и его коньяком угостила, а потом уже объяснила, что ей надо отомстить мужу. Выпили по второй, и она, употребляя матерные выражения, рассказала, какой кобель ее мужик. Матерящихся женщин он не уважал, но у актрисы это получалось легко и к месту, задушевности в общении добавилось.

Имени своего не назвала, но Кипыч читал в «Советском экране», что муж у нее тоже знаменитый актер.

По ее словам получалось, что у него давно «на полшестого», но при этом постоянно бегает на сторону, и не только к молоденьким. Как такое может получиться, она не объяснила. Кипыч думал, что она допьет коньяк, понервирует неверного своим отсутствием и уйдет к себе в номер довыяснять отношения. А она без дешевой театральности – если мстить, так до седьмого пота. И Кипыча своей мстительностью заразила. К тому же он перед этим больше года постился. Ушла только под утро. Сказала, что никогда не забудет эту волшебную ночь, и за нос на прощанье ущипнула.

Поверить в такую красивую сказку очень трудно. И Кипыч это понимал, но у него были свои соображения и объяснения.

– Не верите? – спрашивал он. – Я сам себе не верю, мне кажется, что все это приснилось, и расскажи кто-то другой, тоже бы не поверил. Но вся соль в том, что она хотела отомстить, поэтому выбрала не красавца баскетболиста, а горбуна, чтобы мужу больнее было. Она потом специально показывала меня своему законному. Думал, что придет морду бить, но не пришел. Или побрезговал, или скандала постеснялся.

Его, конечно, спрашивали фамилию артистки, но он вставал в потешную позу и напоминал любопытным, что порядочные мужчины сплетен не распускают.

Парни ему не верили – мало ли что нафантазирует подвыпивший мужичонка. А я допускаю. У меня самого нечто похожее приключилось в провинциальной гостинице. Не с артисткой, но с дамой из высшего общества.

Рудольф историю с артисткой, разумеется, знал, но когда при нем вспоминали о подвиге Кипыча, брезгливо морщился. О женщинах он не распространялся. Они его вроде как и не интересовали. Расклад, в общем-то, понятный.

И вот как-то организовалась нечаянная пирушка. Гена Саблин заехал в кошару отдать Рудольфу долг. Ну и, естественно, бутылку в благодарность прихватил. Только уселись, Анатолий Степанович с двумя девицами является. На улице холодно было, вот и зашли погреться. Очень приличные девушки, к нам иногда и такие заходили. Одна из них при Анатолии Степановиче, вторая в свободном поиске. Невысокая стройненькая брюнетка. Лицо с явным сибирским акцентом, глаза раскосые, но большие и веселые. Свободная женщина всегда приносит оживление в мужскую компанию, даже трезвую, а мы уже успели подогреться. Выпили за знакомство и Рудольф побежал в свою комнату. Мы с Геной облегченно вздохнули. Без него как-то спокойнее. Водились за парнем нездоровые привычки. Срывался во хмелю на выяснения отношений. Умел испортить настроение, а мы настроены благодушно, да еще и девушка свободная. Но рано радовались. Вернулся с магнитофоном на руках и бутылкой в кармане. Сразу же музыку врубил, да так громко, что разговору места не осталось. Анатолий Степанович убавил. Рудольф прибавил и сделал еще громче прежнего. Гена показал ему кулак и снова убавил звук. Рудольф сделал выводы, успокоился, но долго терпеть не смог. Поднялся и пригласил девушку танцевать. А какие танцы в общежитьевской комнате с четырьмя койками? Полтора квадратных метра возле окон и полтора – около двери. Но девушка пожалела убогого. Топчутся. Ее губы на уровне его лба, как раз для прощального поцелуя. Одна песня кончилась, другая началась. Она порывается сесть, Рудольф не отпускает – после первой не закусывают. И только после третьей песни еле уговорила присесть, пока мужики все вино не выпили. Чувствует, что Рудольф засидеться не даст, переглянулась с Геной – выручай, мол. Рудольф уже подниматься начал, но Гена опередил. Только главный танцор не успокоился, подскочил, хватает ее за руку и тянет к себе. Гена вежливо отстранил его и прикрыл девушку корпусом. Пока они танцевали, пылкий влюбленный налил себе и выпил, никого не приглашая. Встал и ждет, когда танец кончится. Не утерпел, повернулся к столу и выпил из попавшегося под руку стакана. И снова возле парочки топчется, то с одной стороны подлезет, то с другой. Потом в ладоши захлопал, вроде как «разбивает». Девушка прячется за спину Гены. У меня тоже ума палата, окликнул его и позвал выпить. Надеется, что опьянеет и заснет. Опьянел, но не обмяк. Выбрался из-за стола и снова на подвиги. Плечо между ними протиснуть пытается, а когда не получилось, кулачишком в бок тыкать начал. Гена не реагирует, только посмеивается. Рудольф кипятится, схватил девушку двумя руками за локоть и тащит к себе. Она визжать. И тогда не выдержал Анатолий Степанович. Зажал его башку между колен, отмерил на кончике ножа сантиметра полтора и ткнул пяток раз в задницу. Сначала в одну половину, потом в другую, для симметрии. Интеллигент, рафинированней некуда, а приблатненные методы успокоения где-то освоил. Рудольф поверещал и затих.