Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Учился в нашем классе Толик Южаков. Нет, не второгодник, почти отличник, на математическую олимпиаду ездил. Но олимпиада была потом, а для начала его искупали в этом самом… продукте, на который все мы перерабатываем окружающую нас фауну и флору. Короче, в сортире искупали. Заскочил первоклашка на переменке, а там второгодники махрой дымят, кольца пускать учатся, ему интересно, засмотрелся ребенок. А те:

– Чего уставился? Чинарик ждешь?

– Нет, – говорит, – не жду, маленьким курить вредно, они от папирос расти перестают.

Оболтусы в хохот. Видят, что мальчик домашний, паинька, значит, пора к жизни приучать. Просмеялись и спрашивают:

– А тебе вырасти быстрее хочется?

Пацаненок доверчиво соглашается. Те ему объясняют, что без удобрений даже картошка чахнет, растолковывают как могут, на доступных примерах – без навоза, дескать, ничего не растет. Пока Толик соображал, куда они клонят, его в четыре руки взяли за шиворот и окунули в самую гущу. Полюбовались на картинку и смылись, оставили на потеху другим. Висит перепуганный мальчишка в «очке» и хнычет, даже громкость прибавить боится. Утонуть, конечно, не дали. Пришли какие-то старшеклассники, вытащили и отвели в учительскую. А у справедливых педагогов тоже ума палата – нет бы домой пацана отправить, чтобы отмыли его там да переодели – нет, им следствие начать необходимо, вовремя отреагировать надо. Пацана опять за шкирку и повели по классам, чтобы хулиганов опознал, будто те дожидаться станут Да если кто и не сбежал с уроков, все равно перепуганный первоклассник никого опознать не смог. Тащат горемыку из класса в класс, как учебное пособие или наглядную агитацию, с него каплет нечто зелено-коричневого цвета и по всему пути следования шлейф сортирных ароматов тянется. Обидчиков не нашли, а жертву всей школе показали. Устроили представление. Такое кино и зрители-то не сразу забывают, а что говорить про того, кому роль клоуна досталась…

На другой день мамаша в школу пришла. Грозилась нажаловаться. А куда? Кому жаловаться? Да и на кого? На лоботрясов, которых так и не выявили? На учителей? Просидела в кабинете директора целый урок, вышла вся в слезах и смирно отправилась восвояси. Толик по этому случаю два дня школу пропустил, а на третий выпроводили – деваться-то некуда. Образование всеобщее и обязательное.

У нас и взрослое народонаселение не слишком перегружено хорошими манерами, а откуда им взяться у пацанов. Необязательно со зла, чаще ради глупой шутки иной дурак, проходя мимо Толика, возьмет да и закрутит носом – откуда, мол, запашок. А он терпит. Если человек не обижается, то и дразнить его неинтересно. Не сразу, конечно, но постепенно о его крещении в сортире стали забывать. Мы, но не он.

Все помнил. Не вырвал эту занозу. Наоборот, нянчил ее и холил. Но скрывал. Он вообще не выпячивался не из каких-то там хитроумных расчетов, просто от природы незаметным был. На физкультуре стоял в середине и в игрищах наших серединки держался. В заводилы не лез, но и под мамкину юбку не прятался. А если в математике всех перещеголял, даже самых активных отличников, так опять же не потому, что старался обойти, не из кожи лез, а с такой головой родился. И когда олимпиаду выиграл, заноситься не стал – к нему с поздравлениями, а он отмахивается.

Медленно тянется школьное время, а выпускной вечер подкрадывается вроде как и неожиданно. Да и не вечер это вовсе, а целый выпускной день. Торжественная часть началась после обеда. Пока нам толкали напутственные речи и вручали аттестаты под туш, предки наши, которые в президиуме сидеть не любили, готовились к гулянке – вытащили столы в школьный коридор и завалили их разной снедью. Забавный такой натюрмортик составился – из напитков на поверхности клеенки только лимонад и кипяток в трех самоварах, а на закуску к ним и селедочка, и грибочки, и огурчики. Так что и за столом от батькиных щедрот можно остограммиться крепленым лимонадиком, и в скверике свое припрятано было. Толик в этот день первый раз в жизни откушал. И… был один Толик Южаков, а стал совсем другой. Нет, даже не так. Поначалу, как только выпил, он вроде еще тише сделался. Чудеса начались из-за Вовки Митина.

Что такое Митин – да так себе, не парень, а недоразумение в брюках, дураком в армию уходил, а вернулся еще дурнее. В любом поселке водится порода любителей ошиваться возле массовых пьянок и клянчить, чтобы стакан вынесли – он именно из таких. Вышли мы на крылечко проветриться. Митин с мужиками на тротуаре топтался. Темнело уже, но Толик его высмотрел. И с разбегу, ни слова ни говоря, – по роже. Мы аж остолбенели. Никогда не видели, чтобы он дрался. Может быть, первый раз в жизни человека ударил, но во вкус быстро вошел. Пока Митин глазами хлопал, Толик и справа, и слева приложился. Мужики, что рядом стояли, вмешиваться не захотели, видно, смекнули, что за дело бьют. Те не заступаются, а мы своего решили все-таки оттащить. Не из жалости к Митину – с чего бы его жалеть – просто настроение недрачливое было. Да и за Толика испугались, говорю же, первый раз его таким увидели. Оттаскиваем, а он брыкается, кипит весь. Утихомирили кое-как и, само собой, допытываемся, какая муха его укусила. Зачем драться с мозгляком, которого соплей перешибешь – не можем понять такого геройства. И Толик раскололся, напомнил, в чем его выкупали десять лет назад. Оказалось, что Митин был одним из той пятерки «крестных». Парень рассказывает, а слезы унять не может. Сам заводится и нас заводит. Градусы, конечно, тоже подогревают. Он еще и выговориться не успел, а мы уже на благородную месть его подбиваем, на святое дело. Уговариваем срочно изловить Митина и освежить ему память таким же купанием. Жалеем, разумеется, что на месте школьного сортира разбили большую клумбу, но почти такой же «скворечник» остался на стадионе, значит, оттащим поганца туда и окунем, чтобы знал, как над маленькими издеваться. С Митиным разберемся и дальше пойдем. Кто еще там был – пытаем Толика. А друг наш уже и сам не рад, что открылся. Никого, мол, не осталось, по большим городам расползлись все, кроме Митина и… Замолчал. Мы наседаем. Толик мнется, мычит. И все-таки вытянули из него – был в той компании и Володька Соловьев. Вот именно – тот самый, маяк производства. С человеком из президиума разбираться сложнее, это не какой-нибудь забулдыга, которому отвесишь оплеуху, и никто заступаться не станет, еще и спасибо скажут, даже мать родная благодарить придет. Соловей – другой коленкор. Он и сам бугаина порядочный, да и заступников рота набежит – желающих защитить сильного всегда предостаточно. Однако и это нас не остудило. Заяц во хмелю – смелее самурая. Кипятимся – никаких поблажек, никаких уступок, если маяк напакостил, значит, и маяк обязан ответить, разберемся с Митиным – и прямым ходом к Соловьеву… Сколько нас было – трое или четверо – не помню, но справились бы с любым. И, главное, всех переполнял справедливый гнев… Всех, кроме Толика. Тот уже выплеснул всю обиду, успел поостыть и нас урезонивать начал. Спасибо, мол, ребята, за сочувствие, но моих не троньте, я с ними сам разберусь. И убедил. По нашему доморощенному кодексу чести чужого врага, как чужую скотину, без разрешения бить не полагалось.