Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет [litres]

Но я слишком хорошо теперь ориентировался в нравах и обычаях тюремного общежития, чтобы не догадаться: любитель ядов и нательных боевых узоров терпеливо ждет, когда наступит его час. Он хорошо понимал, что вся креатура смотрящего – Джонни, я, Малой, Гиви Сухумский, – оставшись без своего лидера, не сможет долго держать масть.

Никто из нас не годился на роль лидера. Малой – слишком мал. Гиви – сам вовсю судится и скоро уйдет. Джонни – физически силен, опытен, сидит давно, тюрьму знает, но все же держать хату не сумеет: для этого у него мало авторитета, а главное – коварства, хитрости и воли.

– Как же мы будем без тебя, Слава? – вырвалось у меня.

Слава положил руку мне на плечо.

– Будешь стоять, как свая, – все будет ровно. Дашь слабину – тебя схавают.

Я уныло опустил глаза.

– Это тюрьма, брат, – тихо продолжил Слава. – Надо быть очень умным и очень хитрым, чтобы здесь уцелеть. Забудь о скромности, о справедливости, о культуре, о своих книжках. Не забывай только о Боге. Живи – в реальном мире. Помогай сначала себе, потом – опять себе и в третий раз – себе, а потом уже – ближнему… Делай вещи – жестко ! Не буду тебя учить – ты сам все знаешь, полгода со мной сидишь.

– Так, как ты, я не смогу. Опыта мало.

– А ты у Слона учись. У него опыта еще меньше – а вон как блатует.

– С ним надо что-то делать.

Слава улыбнулся, обнажив свежую дыру меж передних зубов. Очередной зуб он потерял в прошлом месяце. Арестант на нашем Централе теряет в среднем два зуба в год.

– Насчет этого быка ты переживаешь зря. Он слабоват. Он вас не скинет. Он – никто. Наркоман. От Общего Хода – реально далекий. Когда меня из хаты закажут, я с ним особо переговорю, предупрежу конкретно. И еще – насчет него отпишу кое-кому… Если он бузу затеет и вы его не остановите – сюда зайдут люди и тормознут этого дурака в две секунды… Но лучше, сам понимаешь, до такого не доводить…

– Он поднимет свои рога сразу, как только ты уйдешь. В тот же день.

– Не поднимет, – отрезал Слава. – Ему и сейчас хорошо. Ширка – есть, шестерка – тоже есть. Чего больше? И вообще, что ты трясешься? – Слава с досадой поморщился и тонким голосом передразнил: – Ах, что будет, как мы без тебя… Ты ведь сам скоро уйдешь! Или нет?

– Не скоро, – возразил я. – У меня одних свидетелей почти сто человек. А процесс еще не начался. Мне еще ездить и ездить. Верных два года…

– Если боишься, – раздраженно посоветовал Слава, понизив голос, – уходи с Дороги! Забейся, живи пассажиром! Сам отдай хату Слону, пусть этот наркоша все развалит! Или вообще сломись отсюда, сунь ментам денег, переселяйся на «спец»! Что, уже об этом думал?

– Нет, – соврал я.

– Тогда не дрожи, не жалуйся! Не хнычь! Иначе произойдет большая неприятность.

– Какая?

– Я изменю свое мнение о тебе.

Пристыженный, я смолк.

Поздним вечером этого дня пришел ответ от Толстяка.

Кроме покрытого мелкими буквами листа тетрадной бумаги был и груз: пачка импортных сигарет.

«Привет, Андрюха! – писал старый приятель, фанатик колбасы. – Рад, что ты обо мне вспомнил. То, о чем ты просишь, сделать можно. Я согласен с тобой – тебе на Общем Корпусе делать нечего. Говорят, у вас сидят чуть не по сто человек в камере! Так ведь можно вообще без подкожного слоя остаться, а это верная смерть. Срывайся из этого зоопарка, переезжай на «спец»! У нас сидят семеро на пяти местах. Жить можно… теперь о деле. Твою проблему решим так: сообщи мне адрес и телефон жены. Мой адвокат с ней встретится. Она отдаст ему триста долларов, а он отнесет их кому надо. Ты понял кому. В течение недели или двух – тебя переведут. Не обещаю, что в мою камеру. Но то, что тебя переселят в маломестку, к нормальным, солидным людям, тебя достойным, – это гарантируется. Такие дела. Жду ответа.

С арестантским теплом – Вадим Плотный.

Р. S. Если чего надо – пиши, не стесняйся.

Р. Р. S. Кстати, указанную сумму надо отдавать ежемесячно. Надеюсь, ты к этому готов. Счастливо! С уваж. – Вадим».

Конечно, я к этому готов, печально подумал я, разрывая записку на мелкие части. Давно готов. Я готов отдавать деньги. Только у меня их нет. Готов платить – но нечем. Нет трехсот долларов. А о том, чтобы платить ежемесячно, и речи быть не может. И времени – тоже нет. «В течение недели-двух» – это, как говорят банкиры, не срок.

Послезавтра вечером Слава Кпсс вернется в камеру уже как осужденный преступник. С этого часа по закону его нельзя содержать вместе с подследственными.

Ему предоставят какое-то время на сборы, потом – выведут, «с вещами».

У меня оставалось пятьдесят часов для того, чтобы придумать выход.

Ноябрьская ночь – отличное время для современного арестанта. Прохладно. Тихо. Благодатная расслабуха реет под сводами огромного зала, где когда-то, сто лет назад, лечили свои недуги израненные военные моряки, счастливо выжившие после какой-нибудь кровавой Цусимы. Теперь помещения бывшего военного госпиталя занимала менее почтенная публика – но никак не менее жизнелюбивая.

Едва наступила темнота, сразу интенсивно завертелась специфическая тюремная жизнь. Туго натянулись вдоль стен Дороги. Заскользили по ним грузы. Воры и авторитеты принимались за написание многих и многих ответов на полученные накануне малявы с просьбами раскидать тот или иной рамс. Барыги и наркобароны доставали из тайников деньги и чеки с героином, дабы разослать страждущим. Братва рассаживалась скоротать часок-другой за партией деберца. Наркоманы старательно кипятили в кружках свои нехитрые принадлежности.

Зажужжали машинки, покрывая тела татуировками. В этом сезоне хорошо катила тематика «голимого отрицалова». Пышногрудые русалки и лики Спасителя уступили свое место уродливым свастикам и прочим нацистским символам. Так проявлялся протест полностью отчаявшихся, доведенных голодом и теснотой до безумия людей против уголовного закона – гуманного по форме, но жестокого по существу.

Мгновенно, в общем, папиросы были забиты, колбаска зажарена, брага процежена, магнитофоны включены, рамсы раскиданы, с гадов получено, с оступившихся строго спрошено, и реальный, в полный рост, арестантский оттяг продолжался уже до утра.

А мы – затеяли банкет.

Обычно в тюрьме достаточным поводом к выпивке является сама выпивка. Качественный алкоголь – редкий гость на Централе. Но сегодня повод был. Отменный, самый лучший. Мы провожали на волю своего друга. Слава Кпсс собрался уходить домой. К моменту оглашения приговора по своему ДЕЛУ он отбыл полновесные пять лет, и судья, уже третий по счету, необычайно утомившись процессом, решил дать сидельцу срок «за отсиженным». Очевидно, вина изможденного разбойника не показалась судье очевидной, и затребованные прокурором семь лет резко усохли.