Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

Дело в том, что я такой же, как она? Так мы все такие же, как она, – Асу ли не знать. Нельзя есть людей? Это двойные стандарты, скажет нам вечерний телевизор, и будет прав. Конюшня только тем и занимается, что ест людей. И не Конюшня тоже. Вот Хиропрактик, например.

Так почему важно-то? Не почему? Не знаю? Потому что нравственный закон внутри нас, как опухоль, порабощает мои клетки и тянется метастазами дальше?

Потерпи, Катя. Мы еще с ними поквитаемся.

Так не бывает, но сегодня вечером Смоленская набережная опять пустая. Не знаю, может, Ас нажимает кнопку, и все мешающие ему машины по спецтрубам ссыпаются прямо в ад. Это бы многое объясняло.

Мне, конечно, нравится пустая набережная. И жужжание «Porsche», взявшего 170. И это толстое стекло, через которое вечерняя осенняя Москва кажется просто выцветшей переводной картинкой. Сейчас включатся дворники, и серо-переливчатая муть истает, пропадет и уже не вернется. И можно будет, наконец, облегченно выдохнуть. Сон. Тягучий температурный сон про город, утонувший в несвежем ватном.

Думаю, из такого выдоха и вырастает сопричастность. Ощущение, будто ты не еще один заложник, а полноправный второй пилот, идущий тем же курсом, что и товарищ командир корабля.

Но мы ведь не из одной обоймы, правда, Александр Сергеевич?

Неуютно мне сегодня, зябко. Хотя ничего ведь не предвещает, наоборот. Сейчас двухчасовое бла-бла за чашкой чая, потом снова по наверняка пустой (и неважно, как он это делает) набережной. Потом уже можно до дома, и вынуть это всё из головы.

И все-таки что-то есть. Настя называла это «заказным с уведомлением». Когда такое предчувствие, что сразу понятно – оно про то, что и в обычные дни тебя подъедает. Только это взрослое, на уровне сложности nightmare. Ты от него зашториваешься, но оно всё равно норовит тебя цапнуть мягкой не видимой лапой. Сграбастать в охапку.

А я ведь далеко не мистик. Не умею в такое верить, хотя всегда завидовал тем, кто находит силы на маленькие стыдные самообманы: черные кошки, предсказания, вещие сны. Суеверие – это ведь обещание чуда, справка о том свете. Мы потому за них так и цепляемся: хотим через старые ритуалы, через заклание здравого смысла протиснуться в мир, который больше того, что за окном. Где нет этих законов: физики, химии, российской федерации.

Почему у меня так никогда не выходило? Ну, почти никогда. Тогда, в твой приезд разве – и то будто сквозь мерцание. Но вот сейчас – вовсе же ерунда. Всё это осень и склонность к депрессии. Мы все в этом городе к ней склонны. А она к нам. «Она оказывает предпочтение мне…»

Я иной раз думаю: хорошо бы. Хорошо бы чтобы это – да что угодно вообще – оказалось правдой. Хоть рептилоиды с лемурийцами. Всё равно это как будто тебе огоньком мигнули: да, брат, чудеса случаются. И кроме твоей каждодневной карусели глупости есть что-то еще, мир шире и интереснее. И даже черт с ним с миром, пусть будет нарисован на холсте. Но можно приподнять его край… пусть не тебе… пусть не сейчас. Но если бы только можно было поверить…

– Слушайте, – спросил я Аса, – а мы точно нужны? В смысле, если завтра нас всех скосит какая-нибудь африканская чума свиней, никто ведь даже не заметит. Сидят же в информ-центре девочки, которые умеют только открывать и закрывать рот. Может, и на наше место посадить таких же? А то и вообще оставить от департамента одно штатное расписание.

– Знаешь, Дима, – заметил Ас, поправляя перчатку на правой – да, он водит в перчатках, – это может казаться разумным. Но только на короткой дистанции. Конторе нельзя без сотрудников, в том числе офицерского звена. Иначе что это за контора такая? Кто будет вести с тобой дела, если у тебя нет пары ухватистых замов?

– То есть мы такие титановые «Омега», без которых не примут за своего?

– Ну, – хмыкнул Ас, непроизвольно глянув на часы, – может, и не «Омега»… И потом, иногда вы бываете полезны.

– Обнадежили.

– Обращайся.

Когда «Porsche» в очередной раз сорвался с места, мне остро захотелось дернуть Аса за рукав. Бросьте их, Александр Сергеевич! Давайте лучше обратно на Кутузовский, где горящие вывески хоть чуть-чуть рассеивают этот холодный сквозняк в груди. Что вам молодежные организации? Это вообще набор слов, придуманный специально для упырей из внутренней политики, рыщущих в поисках лычки. А нам-то, нам ведь и так положенное отломится. Не надо на эту Академическую. Знаю я этот их желтый дом, даже не думайте!

Я уже в самом деле чуть было не заговорил с Асом, но тут он повернул ко мне хитрые зеленые глаза.

– Ты доллары любишь?

Доллары? Какие доллары? От неожиданности я даже засмеялся, и сразу отпустило. Иногда я забываю, кто он такой.

Ас действительно завел про доллары. Кто-то с ним, надо думать, расплатился сотнями, и вот теперь он говорит: готов уступить по хорошему курсу.

Обсудили предстоящий разговор: я молчу, пока Ас не махнет подключаться. Всё, что увижу, перерисовываю, переписываю, складываю в файл. Файл общий только с ним. Ну ок.

Место незнакомое. Большой офисный «Титаник», похожий на кусок дорогого сыра с дырами, в разноцветных заплатках оригинальных фасадных идей. Шлагбаум, маленький сад с пирамидками карликовых елей, мутный зеленоватый пруд под тонким слоем льда.

– А давно наши «старшие» вильнули из центра в сторону Академической? – спросил я.

Ас, перед которым уже разъехались двери, затормозил, будто споткнулся о невидимую преграду, сфокусировал на мне несколько удивленный взгляд, потом поднял его на здание – будто бы впервые его заметив.

– Это не наши, – сказал он, снова погружаясь в себя. Достал удостоверение – я не успел разглядеть, какое из трех, – и нырнул внутрь.

Ресепшн, турникет, лифт в брызгах конфетти на полу, будто кого-то тошнило резаной цветной бумагой. На нужном этаже торжество разнузданного промышленного дизайна: из стен выглядывают сопла турбин, куски гироскопов, подсвеченные приборные панели.

– Похоже на подвал, в каких устраивают квесты, – сказал я.

Ас глянул на меня с интересом:

– Тебе на работе квестов не хватает?..

Нас встретили двое в кэжуале и белых рубашках. Одному – с оттопыренными ушами – лет 25, сам маленький, с головой, прилепленной к телу как у снеговика, без излишеств шеи. Другой – постарше и повыше, кудрявый, с длинными пальцами профессионального скрипача. По виду – каникулярные балбесы, но вовсе не из того помета, которому постелены нижние ярусы госорганов и федеральных ведомств.

– Привет, Саша! – выкрикнул младший, криво улыбаясь и разводя в стороны руки.

От этой небывалой сцены я полностью утерял суровый образ для первого впечатления. Добивающим ударом было то, что Ас в ответ не собрал на лице нейтральную улыбку присутственных мест, не состроил высокомерную мину презрения, а напротив, рванул вперед и обнялся с пацаном – будто с давно потерянным сыном.