Сигрид Нуньес - Друг

Когда я спрашиваю его, зачем, он закатывает глаза.

– Вы что, шутите? Неужели вы не знаете, как на это отреагировали бы другие, я имею в виду женщин? Меня могут исключить из колледжа.

Когда я заявляю, что уверена – ничего подобного не случится, это парня не убеждает. Сегодня его черная вязаная шапочка надвинута на лоб, что делает бедолагу похожим на кроманьонца. Своими растянутыми ушными мочками он напоминает мне одного своего вислоухого персонажа из числа выведенных в романе полулюдей.

– Нет, я не стану так рисковать, – говорит он. – Но поверьте, в моем романе все это есть. Я имею в виду разного рода насилие и непристойности.

Эти слова во мне что-то пробуждают. Что он сразу же замечает.

– Но если это хотите почитать вы , я вам все покажу.

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – бормочу я, и он понимающе ухмыляется.

Это делают большинство моих студентов. Это делают некоторые из моих коллег-преподавателей. Люди, работающие в издательском бизнесе, делают это тоже. И особенно вероятно, что все они будут это делать, если литератор, о котором идет речь, – женщина. Но когда это началось, это всеобщее обыкновение говорить о писателях, которых ты никогда не встречал, называя их не по фамилиям, а по именам?

Книжный фестиваль в Бруклине. Я спускаюсь на станцию метро «Четырнадцатая улица» и сажусь в поезд № 2. Вагон полон. Я вижу мужчину и женщину средних лет, сидящих от меня недалеко, но недостаточно близко, чтобы я могла слышать их разговор. Судя по их телодвижениям, жестам и мимике, они скорее друзья или коллеги, чем муж с женой или пара любовников. Что-то подсказывает мне, что они направляются туда же, куда и я. Полчаса спустя, когда мы доезжаем до станции «Атлантик авеню», они выходят вместе со мной. Сейчас субботний вечер, на станции не протолкнуться, и вскоре я теряю их из виду. Книжный фестиваль проходит в зале здания, находящегося в нескольких кварталах от станции. Прибыв туда, я направляюсь прямиком к стойке бара, и мужчина и женщина из поезда № 2 опять тут как тут, они стоят в очереди прямо передо мной.

В нынешнем семестре я делю кабинет с еще одной преподавательницей. Ее наняли недавно, собственно говоря, она только начинает преподавать. Оказывается, всего несколько лет назад эта молодая женщина была моей студенткой. Одна и та же программа, одно и то же учебное заведение.

Иногда она занимается в кабинете медитацией, и тогда в воздухе стоит аромат мимозы или флердоранжа от ароматических свечей, которые она при этом жжет.

Поскольку мы с ней проводим свои занятия в разные дни, то обычно не встречаемся, но поддерживаем связь с помощью текстовых сообщений и записок, и она иногда оставляет мне какое-нибудь лакомство: печенье, шоколадку или пакетик жареного миндаля. Однажды в день моего рождения она уставила наш кабинет цветами.

Еще будучи студенткой, эта женщина добилась немалого успеха, продав издательству свою магистерскую диссертацию, то есть свой первый роман еще до того как ею была написана половина конечного текста, а также свой второй роман еще до того как у нее появилась первая его задумка. Еще до того как ее первая книга вышла в свет, она начала получать литературные премии, которые только и существуют для авторов, подающих особенно блестящие надежды. Она стала известна среди нас как О. П. Как и ожидалось, когда ее первый роман был издан, критики встретили его восторженными отзывами. Но, несмотря на это и невзирая на то, что за него ей присудили еще одну литературную премию, книга продавалась плохо. В нашем маленьком литературном мирке О. П. остается знаменитой, она «та девушка, которая получает все премии». Но в большом мире даже среди тех, кто не оставляет без внимания новинки художественной литературы, хотя после выхода ее первого романа прошло уже два года, ни его название, ни фамилия автора почти наверняка ничего никому не скажут.

Такая история отнюдь не нова, и едва ли это можно назвать концом света. Но попробуйте сказать это О. П., которая уже два года как не может писать вообще.

Она думала, что преподавание могло бы ей помочь или что, занимаясь им, она хотя бы сможет делать что-то полезное. Будучи студенткой, она, хотя и была по натуре интровертом, излучала уверенность в своих силах. Но как преподаватель она не справляется. Она примерно такого же возраста, как и ее студенты, и даже моложе некоторых из них. Она полностью осознает, как бросается в глаза ее неопытность и как недостает ей умения утвердить свой авторитет. Голос у нее высокий, тонкий, имеющий от природы тенденцию дрожать, и, волнуясь, она склонна краснеть.

Она горько обижена на студенток, которые, она это чувствует, хотят ей навредить и которые постоянно дают ей понять, что она для них никто, как это часто делают женщины по отношению к другим женщинам, особенно если эти особы амбициозны и стремятся вырваться на самый верх. Среди студентов мужского пола трое уже попытались ее склеить. Притом одному из них так хорошо удается раздевать ее глазами, что она ловит себя на мысли, что в аудитории невольно прикрывает руками грудь. А что еще хуже, ее тянет к нему неудержимо.

Иногда перед занятиями у нее бывают панические атаки. Поэтому она и занимается медитацией, прибавляя к ней иногда успокоительное. О. П. терзает страх, она боится не только того, что никогда больше не сможет писать, но также и того, что вся ее жизнь – это одна сплошная ложь. Все, чего она достигла, было результатом какой-то ошибки. Почему кто-то захотел издать то, что она написала – почему кто-то посчитал, что она способна преподавать – все это совершенно непонятно! Что касается этого ее второго романа, то сколько раз издательство ни отодвигало бы срок сдачи рукописи, она знает – ей никогда его не написать. О. П. живет в страхе, что ее разоблачат, что все поймут, что она не просто неудачница, а самая настоящая самозванка. – И, пожалуйста, все, перестаньте называть меня О. П.! – И совершенно бесполезно напоминать ей, что точно такие же сомнения мучили и других писателей во все времена, и особенно некоторых из самых великих. Бесполезно цитировать Кафку, который, характеризуя свой великий роман «Превращение», написал: «Он несовершенен почти до самой своей основы».

Другая преподавательница, у которой занятия проходят в те же дни, что и у О. П., говорит, что иногда слышит, как она плачет за закрытой дверью, однажды она плакала из-за того, что ей никак не удавалось написать простой двухстраничный отзыв на студенческую работу.

В тот день, когда я присутствую на занятии в ее группе в качестве наблюдателя от руководства факультета, я вижу, как студент, к которому, как она мне призналась, ее влечет, неотрывно смотрит на нее одновременно с нежностью и вожделением. Хотя я и уверена, что это так, я не упоминаю в своем отчете, что она завела роман с этим студентом. Если мне повезет, она мне в этом не признается и не попросит у меня совета.