Сигрид Нуньес - Друг

– О боже, – говорит твоя первая жена.

В конце этого интервью ты затронул тему наставничества и преподавания и резко обрушился на новые университетские правила, ставящие под запрет романтические связи между преподавателями, с одной стороны, и студентами и студентками, с другой.

– Какая чушь, – сказал ты, – эта идея о том, чтобы сделать университет безопасным местом. Только подумайте обо всех тех прекрасных вещах, которые бы никогда не произошли – обо всех тех вещах, которые никогда не были бы созданы или открыты и даже не пришли бы никому в голову, – если бы главным приоритетом в жизни было создать у всех людей до единого чувство безопасности . Кто бы захотел жить в таком мире?

– О боже, боже.

Единственной частью этого интервью, которой я не слышала раньше, было то, что ты наговорил о самоубийствах.

До этого я немного выпил. Я попросил прислать мне текст интервью до того, как он будет опубликован, и мне сказали, да, само собой, но этот гад-журналюга так мне его и не прислал.

Я выдаю твоей первой жене о студентках твоей группы, которые не хотели, чтобы ты, обращаясь к ним, говорил «дорогая». Но я не говорю ей еще об одной вещи, которая тоже совсем было вылетела у меня из головы и вспомнилась только сейчас: в тот день, когда ты давал это интервью, ты был расстроен и впоследствии рассказал мне почему. Ты подозревал, что твой литературный агент передал твою последнюю книгу издательству, так и не прочитав ее.

Я рад, что этот журнал закрывается. Это был дерьмовый журнал.

– Я скажу тебе, почему я какое-то время просыпалась по ночам и не могла спать, – признается твоя первая жена. – Я читала, что среди тех людей, которые пытались покончить с собой, но выжили, почти все заверяют, что жалеют о том, что пытались это сделать. Как те, кто прыгал с высоты, но не разбился и потом говорил, что, оказавшись в воздухе, они сразу же поняли, что совершили ошибку и на самом деле не хотят умирать.

Я тоже это слышала, но мне вспоминаются также другие истории из другого времени, истории о том, как следователи, расследовавшие случаи насильственной или скоропостижной смерти, выяснили, изучая трупы тех, кто утопился, кажется, речь шла о тех, кто утопился в Сене: оказалось, что те, кто хотел умереть из-за любви, пытались выплыть обратно на берег. А те, кто желал смерти из-за финансового краха, сразу же камнем шли ко дну.

Старение. Мы знали, что пережить это тяжелее всего, а для тебя это было еще тяжелее, чем для других. Мужчина, который когда-то мог покорить любую женщину, которую бы он захотел. Который был окружен исступленными поклонницами, ловившими каждое его слово и верящими, что он может получить Нобелевскую премию.

Даже если это была просто группа глупых, потерявших голову девиц вроде нас. Мы с твоей первой женой уже начали привлекать внимание. Две женщины, наклонившиеся над первыми блюдами, держа друг друга за руки и вытирая глаза салфетками.

Позднее, впервые увидев Аполлона по Скайпу, она говорит:

– Ничего себе! Не могу поверить, что на твою голову навязали такое чудовище. Неудивительно, что никто не хочет брать его к себе.

Я вздрагиваю. Мне тяжело слышать, что кто-то считает, что Аполлон никому не нужен. Я вспоминаю, как твоя третья жена отвергла мое предположение, что, наверное, есть много людей, которые захотели бы взять к себе такого красивого пса.

Возможно, если бы он был щенком, – сказала она.

– И я не понимаю, как он мог ожидать, что ты возьмешь его к себе, если это будет означать, что тебе придется съехать с насиженного места.

– Уверена, что либо я никогда не говорила ему, что мне нельзя иметь собаку, либо он об этом забыл.

– Но подумать только, он сам тебя об этом не просил, даже не поднимал этот вопрос, как будто твое мнение вообще не имело для него значения. Я представить себе не могу, о чем он только думал.

А я могу. Потому что я представляла себе это много раз: как ты, думая над ответами на все остальные вопросы, которые наверняка приходили тебе в голову, подумал и о том, что станется с твоим псом.

Я слышала о еще одной самоубийце, одним из последних поступков которой было отвести свою собаку в приют. Прощание, о котором невыносимо даже думать.

Правда, ты нигде об этом не написал: как и большинство самоубийц, ты не написал вообще ничего. И не внес никаких изменений в завещание, которое составил несколько лет назад. Но ты объявил свою волю жене.

Она живет одна, у нее нет ни партнера, ни детей, ни домашних питомцев, она в основном работает дома и любит животных – вот, что он сказал.

Может быть, в какой-то момент ты думал, что надо обсудить это со мной, может быть, ты даже намеревался это сделать. Но ведь, как мне говорили, самоубийцы часто выбирают момент для ухода из жизни наугад, думая: сейчас или никогда, когда им кажется, что, даже просто помедлив, чтобы черкнуть пару прощальных строк, они могут струсить. (Тот, кто колеблется, еще может передумать.)

Может быть, ты боялся, что если бы у нас с тобой все-таки состоялся этот разговор – разговор о том, что станется с твоим псом в случае твоей смерти, – я могла бы догадаться или, по крайней мере, заподозрить, что ты задумал совершить.

Когда я рассказываю твоей первой жене, сколько лет Аполлону, что это уже пожилой пес, принадлежащий к такой породе, что ему осталось жить недолго – по словам ветеринара, года два, она говорит:

– Тогда то, что он сделал, кажется мне хуже. Я бы еще поняла, если бы этот пес был щенком. Но что ты будешь делать с таким старым и крупным псом? Как ты будешь заботиться о нем, если он станет немощным?

Эта мысль со всеми тяжелыми последствиями, которые неизбежно из нее вытекают, конечно же, уже приходила мне в голову.

– Не знаю, что и сказать. У меня такое чувство, будто во всей этой ситуации есть некий элемент безумия.

В самом деле. С тех пор, как я узнала о твоей смерти, я так часто чувствовала себя как человек, одной ногой стоящий в безумии. Поначалу я иногда оказывалась в каком-то месте, совершенно не помня, как я туда попала, и порой за чем-то выходила из дома, но затем начисто забывала, за чем именно. Однажды я отправилась на работу, не взяв с собой конспекта лекций, без которого я не могла вести занятие. Я перепутала свои сроки записи к врачам и в результате пришла не в тот кабинет. Почему мои студенты так уставились на меня? Я что, сказала какую-то несуразицу или повторила то, что уже говорила пять минут назад? Или мне только кажется, что они на меня глазеют?

Получив от секретаря факультета открытку фирмы Холлмарк Кардз [64] Холлмарк Кардз Инкорпоретед – американская компания, крупнейший производитель открыток на все случаи жизни, от поздравлений по различным поводам до соболезнований также по самым различным поводам. с выражениями сочувствия, топорными, но трогательными, я проплакала целый час.