Сигрид Нуньес - Друг

Каждый, кто вынужден наблюдать за стареющей собакой или кошкой, напоминает мне поэта Гэвина Юарта, желающего, чтобы его выздоравливающий после болезни четырнадцатилетний кот смог прожить хотя бы еще одно лето перед этим последним роковым ужасным визитом к ветеринару.

Я вижу в шерсти на морде Аполлона седые волоски и красные ободки вокруг его глаз. Я замечаю, как тяжело он иногда ходит, как порой у него только со второй попытки получается встать на лапы, и от этого мне больно. Перечень симптомов, который дает мне ветеринар, говоря, что я должна их опасаться, перечень распространенных признаков болезней и ухудшения состояния у собак старшего возраста повергает меня в ужас. ( Как ты будешь заботиться о нем, если он станет немощным?) За те полгода, что прошли между осмотрами у ветеринара, его артрит стал хуже.

Одного чуда мне недостаточно. То, что катастрофы удалось избежать, то, что нас с ним избавили от разлуки или выселения – простите, но мне этого мало. Теперь я как Жена Рыбака из сказки братьев Гримм: я хочу большего. И не просто еще одного лета или двух, или трех, или четырех. Я хочу, чтобы Аполлон прожил еще столько же, сколько и я. Все, что меньше, было бы несправедливо.

И почему в конце концов должен быть этот неизбежный визит к ветеринару? Почему он не может умереть дома, во сне, мирно, как этого заслуживает хороший пес?

Почему, спасая его, я теперь должна смотреть, как он страдает – страдает и умирает, – а затем остаться в одиночестве, без него?

Мне кажется, он понимает, когда меня начинают одолевать такие мысли. Если он в это время рядом, то переносит все свое внимание на меня, как будто для того, чтобы отвлечь.

Люди верят: хотя животные не знают, что когда-нибудь умрут, многие из них все-таки понимают, что сейчас, сегодня, они умирают. Но в какой же момент умирающее животное начинает осознавать, что с ним происходит? Возможно ли, что задолго до смерти? И как животные реагируют на свое старение? Ставит ли их это в тупик, или же они каким-то образом интуитивно понимают, о чем говорят все эти признаки? Может быть, эти мои вопросы глупы? Я признаю, что да. И все же они занимают все мое внимание.

У Аполлона есть любимая игрушка, ярко-красная, для перетягивания, сделанная из жесткой резины. Мне нравится, как он понарошку грозно рычит, когда я пытаюсь вырвать эту игрушку из его зубов. Но, похоже, больше всего в этой игре ему нравится позволять мне выходить из нее победительницей. (Я до сих пор не знаю, насколько он осознает или не осознает собственную силу. Я совершенно точно никогда не видела, чтобы он применял ее в полной мере.) Другие игрушки его не интересуют, хотя я продолжаю покупать ему новые – точно так же я продолжаю водить его в парк для собак, хотя давно уже утратила надежду увидеть, как он там играет. Другими собаками он интересуется не больше, чем другими людьми. И это по-прежнему меня беспокоит. Почему ты не хочешь ни с кем играть? Ведь в парке так много приятных дружелюбных собак!

Но почему это должно меня заботить? Думаю, я веду себя как родитель, который хочет, чтобы его ребенок был пусть и не безумно популярен, но хотя бы не оставался всегда один. Я была бы так счастлива, если бы Аполлон подружился хотя бы с одной из других собак, а может быть, даже бы влюбился. Хотя его и кастрировали, это же не означает, что он не может испытывать какие-то особые чувства к другой собаке, разве не так? Мы часто встречаемся с изумительно красивой серебристо-серой девочкой-мастифом по имени Белла. (Я решила, что мне все равно никуда не уйти от антропоморфизма, и, хотя я пытаюсь скрывать его, я больше против него не борюсь.)

По поводу вызывающей такое восхищение собачьей верности писатель Карл Краус заметил, что собаки верны людям, но не другим собакам. Так что, возможно, они не лучший пример такой добродетели, как верность. По правде говоря, собаки часто ненавидят других собак, даже собственную кровь. Я наблюдала пример такой ненависти только сегодня утром. Две собаки на поводках заметили друг друга и тут же начали угрожающе рычать и рваться со своих поводков.

У-у, гребаный гад! Я тебя ненавижу. Черт бы тебя побрал! Я откушу твой гребаный нос, ты, вонючий кусок дерьма. Я прикончу тебя. Тебе повезло, что я на поводке, не то я откусил бы твои гребаные яйца.

Они едва не удавили себя до смерти, пытаясь добраться друг до друга.

Аполлон не такой. Я никогда не видела, чтобы он обижал, атаковал или задирал другого пса. Несмотря на все что ему пришлось пережить, он остался добрым, он сохранил свою – человечность, хочется мне сказать (а какое еще слово мне следует употребить?).

Однажды мы проходим мимо небольшой веранды, и на ней примерно на уровне головы Аполлона сидит кошка. Кошка подпрыгивает, описывает полукруг и фыркает прямо ему в морду. Аполлон подставляет морду – кошка взмахивает лапой и сильно бьет по ней. На мгновение меня охватывает страх за эту кошку, но Аполлон продолжает идти дальше. Ему не нужны неприятности. Ему нужен покой.

Даже в старости он остается существом такой поразительной красоты, что прохожие то и дело восхищенно ахают, глядя на него.

Как же прекрасен он был в расцвете сил.

Нет ничего необычного в том, чтобы жалеть, что ты не знал человека, которого полюбил, таким, каким он был до встречи с тобой. Тебе почти что больно, оттого что ты не знаешь, каким твой любимый был в детстве. Я испытывала подобные чувства к каждому мужчине, в которого когда-либо влюблялась, и ко многим близким друзьям, и сейчас я испытываю то же самое к Аполлону.

Как жаль, что я не знала его, когда он был игривым молодым псом, что я пропустила те месяцы его жизни, когда он был щенком! Я чувствую не просто грусть, такое чувство, будто меня обманом лишили чего-то дорогого. Ведь у меня нет также фотографии, на которой было бы видно, каким он был когда-то. Мне приходится довольствоваться разглядыванием фотографий мраморных догов-щенков в книгах или в Интернете. И признаюсь, что я посвятила этому несколько часов.

Это случилось лишь однажды. Идя по Сохо, я повстречалась с человеком, выгуливающим еще одного мраморного дога. И я, и он были в восторге, наши собаки же даже не посмотрели друг на друга.

С твоей собакой может случиться что-то дурное. Этот урок мы усваиваем рано, из детских книг. Животные в этих историях часто погибают и нередко жестокой смертью. Рыжий пони из рассказа Джона Стейнбека, например. И даже когда они не погибают, даже когда в конце они не только остаются живы, но и живут счастливо, до этого им все равно приходится туго, часто они жестоко страдают, нередко проходят через настоящий ад. Автобиография Красавчика Джо, написанная на основе жизни реального пса и изобилующая жестокими сценами, начинается с того, что изверг-хозяин отрубает ему уши и хвост топором.