Маша Трауб - Или я сейчас умру от счастья

Роберт продолжал размахивать руками. Он кричал, что человек в телевизоре – мэр турецкого города – его родной племянник, сын его пропавшего без вести брата.

– Знаешь, я тогда подумала, что буду утром звонить Рустему, своему однокласснику. Он патологоанатомом работает и лучше врачей знает, от чего человек умер. Рустем такие болезни знает, о каких только мертвые рассказать могут. Вот я и хотела у него спросить, что у Роберта с головой? И что у меня с головой? Вдруг я уже Лиану и Софико заразила?

– И вы считаете, что мэр турецкого города – кстати, как город называется? – ваш родственник? – уточнила Тина.

– Откуда я знаю, как город называется? У меня язык так не повернется, как он называется. И почему ты про город спрашиваешь? Ты спроси про мою бедную голову! И про Роберта, который чуть в телевизор не залез! – воскликнула Илона Николаевна. – Я тебе одно могу сказать. У этого мэра оказалось одно лицо с фотографией. Поэтому мой Роберт так размахивал руками. И он готов моим и вашим здоровьем поклясться, что мэр точно его племянник! Я, конечно, сказала, чтобы мой муж своим здоровьем клялся! Ох, как мой муж меня обнимал и целовал! Как говорил, что я принесла счастье в его дом, раз он нашел сына Серго! Раз я так вовремя переключила телевизор. Роберт перестал размахивать руками и стал прыгать на месте и дрыгать ногами. Я даже испугалась, что у него станут больные колени, которые дождь предсказывают, как у дяди Сосо. И что он не только с ума сойдет, вывихнет руки, но и перелом в колене себе сделает, если будет продолжать так радоваться. «Это мой родственник! Мой племянник! – кричал Роберт. – Я всю жизнь мечтал его найти!» Конечно, я не такая наивная, как мой бедный Роберт, которого даже за кинзой нельзя отправлять – он такую цену за пучок заплатит, что пусть сам эту кинзу ест. Поэтому я пыталась образумить своего мужа, – продолжала рассказывать Илона Николаевна.

– Роберт, дорогой, счастье моей жизни, скажи, как может этот мэр быть твоим родственником? Он в телевизоре, а ты здесь и сошел с ума! Сядь, пожалуйста, и перестань скакать – ты не молодой горный козел, а старый баран. Да, этот человек похож на эту фотографию, которую ты мне под нос тычешь. Но и я в молодости на старых фотографиях – копия Софи Лорен, ты сам мне это говорил сто раз, но ведь я не прыгаю и не кричу, что она моя сестра! А мама Лианы, тетя Тамара, ну одно лицо с Кикабидзе, дай бог здоровья им обоим. У нее даже борода растет, как у Кикабидзе. И нос – один в один! Я сама, когда вижу тетю Тамару, в голове начинаю петь «чита-дрита, чита маргарита». Но это же не значит, что тетя Тамара его родственница!

– Разумно, – ответила Тина. – А что дядя Роберт?

– Почему ты про него спрашиваешь? Ты про меня спроси! – опять возмутилась Илона Николаевна. – Я такой удар испытала! Мне так плохо стало, как в тот день, когда Лиана мне первой о беременности Софико рассказала! Лучше бы молчала, и я бы потом начала ей завидовать, а не первая! Зачем я тебе звоню и хочу, чтобы вы приехали? Затем, что не знаю, от чего мне лучше умереть! Хочу с вами посоветоваться.

– Илона Николаевна, может, не надо умирать? Вы ведь собирались праздновать… э-э-э-э… открывшееся благородство дяди Роберта.

– Ох, конечно, я буду праздновать. Разве я не могу отпраздновать, а потом умереть или наоборот?

– То есть вы поверили в то, что мэр турецкого города может быть родственником дяди Роберта, правильно? – уточнила Тина.

– Ну конечно! Разве я стала бы тебе звонить? После того, что мне мой Роберт рассказал, конечно, поверила! Но я хочу умереть, потому что мой муж меня не любит!

– Это вы с чего взяли? – Тина подумала, что телефонный разговор со свекровью не закончится никогда. И проще действительно приехать и разобраться со всем на месте. Еще она представила, как будет пересказывать все Отару и что он ответит. Отар был благодарен жене за то, что она взяла на себя ежедневные телефонные разговоры с матерью, и очень ценил, что Тине хватает на это терпения.

– Дочка, мой дорогой муж ничего мне не рассказывал! Много лет! Он скрывал от меня правду! Мое горе, что мне не у кого было спросить. Но если Отари от тебя что-то скрывает, ты мне скажи! Я тебе сама все расскажу! Но как мне жить, если мой Роберт – это не мой Роберт, а чужой человек! Я жила с мужчиной, о котором ничего не знаю! Разве я могла такое представить? Я родила этому мужчине сына, а теперь узнаю, что Роберт меня не любит. Тинико, дочка, это так больно, что я плакать не могу, кричать не могу, даже ругаться не могу. Я так страдаю, что мое сердце на миллион частей разрывается.

– Илона Николаевна, мама, зачем вы так? Сейчас мое сердце разорвется! Конечно, дядя Роберт вас любит! Он жить без вас не может! Разве он может без вас кушать? – Тина от волнения вдруг стала говорить, как свекровь. Отара это всегда забавляло, удивляло и очень трогало. Когда Тина нервничала, волновалась или, наоборот, искренне радовалась, у нее менялись словесные конструкции, в голосе появлялись обертоны, тембр становился ниже на целый тон. Да, она начинала разговаривать, как девушка из маленького грузинского городка, невестка Илоны Николаевны, соседка Лианы, Софико, дяди Сосо, тети Тамары и других обитателей двора, будто и не выросла в столице. Отар смеялся, рассказывая, что когда при первой встрече услышал, как Тина вдруг стала говорить, как его мама, то хотел немедленно сбежать.

– Дочка, скажи моему сыну, что вы мне нужны. Ты мне нужна. Нормальная, ненормальная, любая! Лишь бы ты и Отари были здоровы. Лишь бы были счастливы. – Илона Николаевна расплакалась.

– Мама… – Тина хотела сказать свекрови то, что та желала услышать больше всего на свете, но не смогла. И в очередной раз удивилась, как Илона Николаевна лихо владела жанрами – от трагедии к комедии, через трагикомедию.

– Чтоб мой Роберт мне так про своих родственников рассказывал, как про свои запоры! – воскликнула вдруг свекровь так, будто и не лила горькие слезы минуту назад. – Я все знаю про его простатит и сколько раз он ходит в туалет! Я даже знаю про напор его мочи! Разве я недостойна была узнать про его родственников? Я так обиделась, что решила заболеть мигренью! Пока вы не приедете и я не решу, от чего мне умереть – от радости или от горя, – у меня будет такая мигрень, что простатит Роберта решит, что он не болезнь, а только прикидывается! Я такую боль головы моче Роберта устрою, что у нее такой напор станет, как у нас в новостройках!

Илона Николаевна начала рассказывать. У Роберта, как узнала Илона Николаевна – и Тина предпочла не спрашивать, чем свекровь пригрозила мужу, чтобы выбить из него эту историю, – было два брата. Старший, Зураб, умер от туберкулеза, средний, Серго, считался пропавшим без вести. Отца младший сын Роберт не помнил – тот умер сразу после его рождения. Тогда еще был жив Зураб и Серго не ушел в армию.