Ян Засурский - Старый шут закон

— С каждой морщинкой у меня все меньше и меньше прав так называться.

— Ну, вам еще рано об этом беспокоиться.

— Нет, не рано, — возразила она серьезно. — Но расскажите, как вам удалось избавиться от «Этели»?

— Мне это очень долго не удавалось, удалось только тогда, когда я приехал сюда, где меня никто не знал. Милли всегда звала меня С…спиди. Поэтому я начал подписываться «Невин Спид» вместо… — Он махнул рукой, отказавшись от попытки еще раз произнести свое имя.

— Невин мне нравится. Немножко похоже на «neu-vaine» — как это по-английски? Обет?

— Девятидневный молитвенный обет.

— Вы производите впечатление человека, который свято выполняет обеты. Значит, вы с вашей женой росли вместе?

— Я даже помню, когда она родилась.

— О, это замечательно! — Глаза у нее заблестели. — Я бы очень хотела знать Фрэнка с детства. Мне кажется, самая прочная любовь у людей, которые сначала были друзьями, а потом полюбили.

Он покраснел от удовольствия, но выразил сомнение.

— Вы так думаете? Не знаю. Мне было очень трудно убедить себя, что она способна полюбить меня. Слишком уж хорошо она меня знала. И была так… так красива, что я просто боялся. Я болел и не мог обеспечить ей приличное существование. А у нее был такой богатый выбор.

— Но выбрала она вас. И я уверена, не ошиблась.

Шарло Пирс захлопал в ладоши, требуя тишины.

— Ну вот, к…кажется, начинают.

— Слава богу, — сказала миссис Хогарт. — Только бы не заставили говорить меня. А то с моим акцентом…

— Ну, уж меня-то выступать никто не заставит! — Спиди засмеялся. — Будьте уверены.

Миньон ушла к своему мужу, и, глядя ей вслед, Спиди подумал: «Интересно, правду говорят, что она коммунистка?» Если правду, ему будет не так страшно принять участие в этом деле, где замешаны коммунисты. Да, пожалуй, пора решаться, хватит стоять в стороне.

Он уже несколько лет назад пришел к убеждению, что нельзя считать себя образованным человеком, не зная марксизма — не только в теории, но и на практике. Книжное знакомство с марксизмом казалось ему слишком поверхностным и облегченным, поэтому Спиди не позволил себе просто читать, он изучал экономические отношения и условия жизни рабочих в Идальго и на нескольких промышленных предприятиях в его окрестностях, а потом сравнивал то, что видел, с прочитанным.

Пока что он делал лишь первые шаги. Книги дала ему Хейла Рескин, и он пришел в отдел по улучшению быта неимущего населения — тот самый, при котором была открыта поликлиника Пан; отдел умудрялся работать, несмотря на притеснения, хроническое отсутствие средств и недостаток людей, — и предложил свои услуги на несколько часов в неделю для изучения условий жизни неблагополучных семей. Результат этой его деятельности сказался мгновенно и больше всех удивил его самого. Первая же его статья «на пролетарскую тему» вызвала бурю. Он написал о фонде культурно-бытового обеспечения рабочих небольшой шахты Аламо, она находилась в горах, в пятнадцати милях к западу от Идальго, и там не было профсоюза. Описывая условия отдыха и развлечения рабочих в поселке, Спиди как бы вскользь заметил, что, хотя компания прославилась своим гуманным отношением к шахтерам, она не внесла в фонд культурно-бытового обеспечения рабочих ни цента — фонд складывается из отчислений от заработной платы самих рабочих, а ведь работают они самое большее четыре дня в неделю. Он привел слова одного из шахтеров, не называя его имени, что на средства, которые пошли на оборудование бейсбольной площадки и покупку спортивных костюмов, рабочие предпочли бы создать местное отделение профсоюза и построить новую школу.

Кто бы мог подумать, что вокруг столь безобидного expose [48] Небольшой очерк (франц.). разгорятся такие страсти! Управляющий шахты Аламо немедленно прислал редакции «Демократа» гневное письмо, обвиняя журналиста Спида в извращении фактов. Рабочим, утверждал он, нужен не профсоюз, который только ограничит их свободу в выборе работы и будет разорять бесконечными поборами, — нет, рабочим, и в особенности шахтерам, которые живут на отшибе в далеком горном селении, нужны развлечения и отдых. Компания внесла в фонд поистине неоценимый вклад, взяв на себя бухгалтерский учет и управление делами — самим рабочим это было бы не под силу. Что касается школы, она не хуже остальных школ района.

Спиди, наверное, выгнали бы из газеты, если бы несколько возмущенных граждан не откликнулись на письмо управляющего и не подтвердили фактов, о которых рассказал Спиди.

Выступив чуть ли не по чистой случайности в роли агитатора, Спиди сделался в глазах нескольких радикалов из коренных испано-американских жителей Идальго героическим защитником рабочего класса. Его стали считать авторитетом в вопросах профсоюзов и организации рабочих, с ним советовались, создавая ЛЕСИАР, уговаривали принять участие в составлении текста листовок и обращений, просили подбросить куда-нибудь на машине и под этим предлогом возили по окрестным поселкам на организационные собрания рабочих. Позавчера он написал для «Демократа» о демонстрации протеста, которую провел ЛЕСИАР перед зданием законодательного собрания штата, и участники демонстрации потом говорили ему, что впервые об их организации рассказали по-человечески. Агентство Ассошиэйтед Пресс купило эту статью как материал, освещающий события в Реате. Стив Сина и Джек Гальегос в знак доверия и благодарности сразу же произвели его из мистера Спида в Спиди, а Спиди стали произносить на испанский лад — Эспиди.

Ему же все это было не по плечу. Он казался себе самозванцем — ведь он ровным счетом ничего не знает о рабочих и их нуждах! Не знает даже, как с ними разговаривать. Несколько минут назад у него не хватило храбрости подойти к Стиву с Джеком и миссис Ковач. И не только потому, что он стеснялся своего заикания, нет, он просто боялся завязнуть в этом деле еще глубже. Если он решил помогать рабочим, то должен делать это как журналист, как писатель, а не как организатор. Лишившись своей работы, он станет для них бесполезен.

Но глядя на Хогартов, таких спокойных и уверенных, он говорил себе, что окончательного решения принимать не следует. «Вы производите впечатление человека, который свято выполняет обеты…» Что ж, может быть, она права. Может быть, он обкрадывает себя, выбирая более безопасный путь и оставляя в стороне этот грозный, но манящий берег и пристань, которую он ищет всю жизнь…

Фрэнк начал говорить. Надо его послушать. Слушать и учиться — единственное, что остается Спиди.

Пан Пармали беспокойно ерзала на стуле. Она уже слышала предысторию реатинских событий, возможно, поэтому ей и показалось, что Фрэнк начал свой рассказ слишком обстоятельно и неторопливо, будто собирался говорить часа два, не меньше. Разве это легкомысленное сборище столько высидит?! Да, все сегодня идет вкривь и вкось.