Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

– Да при чём тут мать?! Я так уйду.

– Сдохнуть хочешь?

– Ну чё сразу сдохнуть-то, – пробурчал Чурбанов.

Всё рушилось. Ему хотелось орать. Ещё две недели. Бля!.. Он с ума здесь сойдёт. Чурбанов закрыл за собой дверь туалета, посмотрелся в зеркало, запустил пальцы за щёки и скорчил рожу. Две недели, и никуда отсюда не деться. И правда, проще сдохнуть.

Вдруг Чурбанов подумал… Вернее, нельзя сказать, что прямо «подумал», слишком уж быстро это произошло. В общем, Чурбанов подошёл к наружной двери бокса. Во все боксы есть вход снаружи. А там пандус. И по идее эти двери открываются.

Чурбанов подёргал. Дверь немного подалась. Посыпалась краска. Лет пять не открывали.

– Ты чё, зачем? – подал голос Чуров.

Чурбанов не обращал внимания. Он дёргал дверь туда-сюда, рывками не размашистыми, но очень сильными. Наконец дверь со скрипом и хрустом распахнулась.

От сквозняка тут же приоткрылась и дверь в предбанник. По палате пробежали блики, квадраты света. Запахло зимой, снегом. Снаружи мело. На галерейке снег был нетронутый, по колено. Чурбанов сделал шаг наружу, но руку оставил на косяке.

– Чурбан! Ты куда?

Чурбанов минутку постоял так, наполовину в темноте, наполовину на свету, наполовину внутри, наполовину снаружи. Тёплая февральская ночь была прозрачной от фонарей и метели. Перед Чурбановым белел широкий двор. Напротив в маленьком флигеле горела настольная лампа в окне. Морг, – подумал Чурбанов с мрачной уверенностью. (Так оно и было.) За флигельком виднелось поле, из снега торчали былинки. За полем и забором по дороге ездили машины, автобусы.

– Ты куда? – снова позвал Чуров.

Чурбанов ещё с полминуты постоял неподвижно, потом шагнул назад и захлопнул дверь.

– Чё зассал-то. Я просто проветрить. Душно, как в жопе. Воздуха нет, дышать нечем. Это тебе, наверное, воздух не нужен, ты можешь не дышать. А я не могу.

– М-м, – сказал Чуров.