АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Белла, — чертов голос возвращается. Звучит по-прежнему тихо, но уже с нотками волнения. Чьи-то длинные пальцы прикасаются к моему плечу, обвивая его.

До крови прикусив губы, сжимаюсь сильнее. Обхватываю себя обеими руками, дрожа от ужаса. Хрипло и часто, неглубоко дышу, проклиная мужа всеми словами, что знаю. Умоляя кого-нибудь — кого угодно — меня защитить. Я согласна на быстрое избавление и быструю смерть! Только оставьте меня… оставьте меня в покое!

Однако мой мучитель, как в принципе и следовало ожидать, благосклонностью и всепрощением не славится. Отказываясь прекращать мои мучения, он совершенно не обращает внимание на слабые попытки отпихнуть его. Поднимает меня с прежнего места. В буквальном смысле этого слова.

Резко сменив положение тела и оказавшись притиснутой к чему-то твердому, теплому и, судя по всему, живому, взвизгиваю. Ещё и секс? Сейчас?!

— Не надо… — на выдохе стону, до хруста стиснув зубы. Предпринимаю последнюю попытку избежать своего наказания, дернувшись в противоположную от сдерживающих рук сторону.

Напрасно, разумеется.

— Тише, — мужчина говорит довольно мягко, даже утешающе. Немного ослабляя свою хватку, проводит пальцами по моей шее, задерживаясь на пульсирующих от страха венах. Гладит их, призывая успокоиться.

Я нахожусь в замешательстве: не понимаю, что происходит. Это извращенный план, Джеймс? Сейчас я прекращу рыдать, и ты?..

Подтверждая самые отвратительные предположения, длинные пальцы перекочевывают на грудь. Медленно скользят по ней, подбираясь к конечной цели.

Дышу слишком часто и громко, переигрываю свою «роль», за что позже наверняка получу ещё одно наказание. Забыв про всякую осторожность и сдержанность — господи, они канули в Лету ещё в самом начале побега, при первом взгляде на Джеймса — довольно громко вскрикиваю.

Теплая ладонь за миллисекунду прижимается ко рту, наглухо блокируя попытки издать любые другие звуки.

Прокравшиеся к груди пальцы завершают свою задачу очень быстро, но совершенно не так, как мне ожидалось: вместо того, чтобы характерным движением сжать кожу, поправляют сползший край ночнушки, в которую я одета, возвращая его на нужное место.

— Не кричи, — просит голос, прежде чем его обладатель целует мои волосы, — я отпущу, если не будешь кричать.

Говорит серьезно и кратко, по делу. Уверенно, будто ничего не происходит. Спокойно.

И это спокойствие окончательно убивает во мне всю тягу к сопротивлению. Заранее признаю свое поражение, отказавшись от продолжения схватки, обмякая в сдерживающих руках мужчины. Послушно затыкаюсь, кое-как усмиряя сбившееся дыхание. Обреченно зажмуриваюсь, поджимая губы.

— Хорошо, — заметив изменения в моем поведении, ободряет он. Убирает руку. — Все хорошо, Белла.

Хорошо? Чтобы всем было так! Не удержавшийся внутри всхлип просачивается наружу.

— Это просто плохой сон, — продолжает уверять голос, — ничего страшного с тобой не случилось. Я здесь.

Здесь?..

Я, оглушенная таким простым словом, затихаю, застывая на своем месте. Хмурюсь, кусая губы, но решаясь-таки вдохнуть полной грудью. Для большей достоверности поворачиваюсь к сдерживающим меня рукам, робко втянув воздух.

Господи…

Знакомый аромат расползается по всему телу со скоростью света. Напряженное, воспаленное сознание без труда находит воспоминание о том, кому он принадлежит. Всегда принадлежал.

— Эдвард, — неслышно шепчу, что есть мочи сжимая побелевшими пальцами его футболку, когда наконец, узнаю Каллена, — Эдвард…

Вернувшиеся слезы устремляются по щекам неотвратимыми потоками, заставляя содрогаться от рыданий.

Вжимаюсь лицом в мягкую материю, стремясь оказаться рядом с мужчиной настолько близко, насколько это в принципе возможно.

— Да, — подтверждает самые смелые предположения он, закрывая мою спину от всего угрожающего большими теплыми ладонями и чмокая в макушку, согревая горячим дыханием, — да, красавица. Не бойся.

И я не боюсь. Не боюсь ничего, что может сейчас произойти. Даже если откуда ни возьмись ворвется Джеймс, Маркус, Хью или Виктория — мне все равно. Я знаю, что Эдвард не позволит им меня обидеть. Он в состоянии защитить нас с Джеромом от кого угодно. Я в него верю.

Боюсь лишь того, что он исчезнет. Вот-вот провалится пол, и я окажусь в новом месте. С новым мучителем.

Потому обнимаю Каллена так сильно. Потому, плача, не позволяю отодвинуться даже на миллиметр. Этот мужчина — все что у меня осталось. Если потеряю ещё и его, надеяться на что-либо поздно. Защитников не осталось, как и тех, кто мог бы принять огонь на себя.

Я одна.

— Я думала, что получится… он говорил, что бесполезно, а я не верила… мы спали… больно… — из ниоткуда взявшийся поток слов вытекает из меня горьким шепотом. Не могу остановить его ровно так же, как и контролировать. Губы сами решают, что говорить. Делятся кошмаром, не в состоянии больше держать это безумие в себе. И от каждого нового слова, от каждой фразы, отзывающейся в глубине сознания яркой картинкой-воспоминанием, становится тяжелее дышать, а количество слез удваивается.

— Не будет больно, — убеждает Эдвард, подтягивая край одеяла к моим плечам, кутая в него, словно бы я дрожу от холода, а не от рыданий. — Все закончилось.

— Там было снежно… — стону, будто бы не слыша его, продолжая, — я бы никогда не пошла, если бы не снег… я так боюсь снега…

— Снег растаял, — нежно напоминает мужчина, легонько укачивая меня, как ребенка, из стороны в сторону в своих руках.

— Эдвард, он меня не отпустит, — зажмуриваюсь, признавая очевидное. Смаргиваю слезы, устраиваясь на его плече. — Я ему принадлежу…

— Ты принадлежишь себе — и точка, — отрезает Каллен, качнув головой, — не говори глупостей.

— Договор есть, по нему…

— Никаких договоров нет и не будет, Belle. Не нужно плакать.

Растирает мои предплечья, не меняя позы и по-прежнему держа в объятьях.

На миг я чувствую себя маленькой девочкой. Той самой семилетней Беллой, которая сидит на коленях у папы, доверчиво прижавшись к его груди после яркого страшного сновидения. Покачиваясь в кресле-качалке, он гладит мою спину, убаюкивая негромкой колыбельной. С ним тепло и безопасно, с ним я уверена, что ни одно чудовище ко мне не приблизится. И то самое чувство, невероятное, казалось бы, потерянное, возвращается.

Безусловная вера — вот что я сейчас испытываю. Как когда-то к отцу, так сейчас к Эдварду. Моему теплому, темному, но такому нужному, такому важному мужчине.

Запоздало обнаруживаю, что даже то положение, в котором я нахожусь, полностью соответствует далекому прошлому.

Устроив меня на своих коленях, Эдвард сидит на смятых подушках и покрывалах, опираясь о спинку кровати. Джером спит на противоположной половине. Каким-то чудом от моей истерики он не проснулся. Стало быть, его папа сделал все, чтобы её заглушить.