АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Была бы моя воля, зимы бы не было.

Никогда.

— … они скакали на лошадках, — перед глазами возникает иллюстрация нас с Эдвардом, пробирающихся сквозь коряги к белому особняку. Конечно, никаких «лошадок» не было, и мы «не скакали», однако гораздое на креативные мысли подсознание подбирает именно такую ассоциацию.

— … готовились к пышному балу в замке, — особняк-замок? Что же, тут могу согласиться. Очень похоже.

Неприступный, мрачный, каменный средневековый замок. Не хватает только стражи в железных доспехах с факелами и копьями в руках.

А ещё смотровой башни, откуда бы предупреждали об надвигающихся опасностях.

Стоп! Похоже, меня саму увлекает в довольно странную сказку. Не стоит забывать, что мой маленький слушатель жаждет продолжения. Отвлекаться не следует.

— … надевали самые пышные и дорогие платья, — напоминает мой неожиданно появившийся гардероб, неправда ли?

Сложно забыть то чувство, когда Эдвард впервые открыл передо мной шкаф, по меньшей мере с сотнями нарядов.

— … улыбались, потому что все королевы были с ними, целые и невредимые, — завершаю, чмокая малыша в макушку. Все королевы… все принцы… мой принц со мной. Это — важнее всего иного.

Приятный аромат его тела заполняет всю доступную площадь легких.

— Конец, — шепчу, обнимая Джерома чуть крепче.

В ответ мальчик тихонько вздыхает, слегка поворачиваясь и тем самым приникая к моей ключице. Нежные пальчики осторожно гладят кожу.

— Я люблю тебя, — отвечаю я. Мягким шепотом, ставшим, кажется, частью этой комнаты.

Сложно поверить, что все могло сложиться совершенно иначе.

… Каллен не появлялся в моей жизни, лишая возможности избежать предначертанного с Кашалотом.

… Маркус был бы жив и наши встречи до сих пор продолжались бы, только уже за большую плату.

… Джеймс до сих пор имел бы надо мной бесконечную власть, контролируя и мысли, и чувства, и более материальные вещи вроде тела.

Но самое страшное — я бы не встретила Джерома. Не узнала бы о существовании маленького ангела, живущего в заточении большой белой клетки, из которой его давно пора выпустить.

Не познала бы всего того, что чувствую к нему в данный момент.

Не полюбила бы.

И он бы не полюбил…

Нет, все-таки настоящее прекрасно, как ни крути. Даже если порой реальность подсовывает неприятности и невзгоды, она лучше болезненного прошлого и туманного будущего.

— Мое солнышко, — наклоняюсь к малышу и легонько трусь носом о розовую щечку.

Не знаю, как сказать ему, что чувствую. Как глубоко чувствую…

Стоит ли вообще говорить это ему?

Ограничиваюсь прикосновениями, которые соврать не могут. Которые нужны моему ангелу больше всего иного. Осторожно касаюсь его израненной спинки, белокурых локонов, бледной кожи, постепенно переходя вниз, на плечи и руки.

Джером окончательно расслабляется, тихонько вздыхая.

Слушаю его ровное, спокойное дыхание, упиваясь тишиной.

Я знаю, что ничего не закончено. Меня ждет трудный разговор с мальчиком о причинах его побега, наплыв мыслей о случившемся между мной и Эдвардом в столовой и после, другие проблемы, которые могут возникнуть по мере решения предыдущих или параллельно с ними…

Я все знаю.

Но сейчас не хочу портить нашу с Джеромом идиллию болезненными вопросами.

Мальчик настолько близок ко мне — во всех смыслах — что грех разрушать такой момент.

Я просто наслажусь.

Остальное — потом.

В конце концов, хоть на это у меня должно быть право.

Мама дома. Я слышу, как хлопает входная дверь и звякают ключи, когда их вешают на специальный крючок в прихожей. Почти сразу же на журнальный столик опускается сумка. По тому, падает она или аккуратно ставится, я могу судить, в хорошем ли Рене настроении.

Шума не слышно. Значит, в хорошем.

Я выхожу из кухни, не утруждаясь тем, чтобы смыть с рук налипшее тесто.

Завидев радостную улыбку матери, улыбаюсь в ответ. Чуть натянуто.

Видеть её настолько счастливой и беззаботной, несомненно, ново для меня и это немного настораживает.

— Пирожки? — полным детского восторга голосом спрашивает она.

— Да, — киваю, не в силах осознать, почему волнуюсь. У уха будто бы сидит крохотный человечек и нашептывает что-то непонятное и малоприятное. Надоедливый писк, слов из которого разобрать невозможно.

— Моя умница, — улыбка Рене увеличивается, когда её обладательница чмокает меня в лоб, — кому-то явно повезет с такой женой.

— Я не скоро выйду замуж, — бормочу, разворачиваясь и собираясь вернуться на кухню.

— И это верно, — рассуждает мама, серьезно кивая — сначала мы отпразднуем мою свадьбу, затем — твою.

Замираю, проигрывая её слова в голове ещё раз.

Мне кажется, я ослышалась.

«Мою свадьбу» — какой здесь двойной смысл? Я что-то я упускаю из виду?..

— Свадьбу? — треснувшим голосом переспрашиваю, резко оборачиваясь на неё.

— Фил сделал мне предложение, — мама выглядит немного смущенной, когда поднимает вверх правую руку, демонстрируя мне тонкое золотое колечко.

Обручальное кольцо…

Судорожно вздохнув, просыпаюсь. Глаза открываются будто сами собой, независимо от моей воли.

Пустым взглядом смотрю на темную прикроватную тумбу рядом.

Сознание упрямо отказывается отпускать образ того момента. Картинку злосчастного кольца и моих ощущений в ту секунду.

Пытаюсь выпутаться из вездесущих оков неприятных воспоминаний, но ничего не выходит.

Я погрязла в них.

Поворачиваю голову, утыкаясь ей в жесткую подушку. В липкой темноте все становится даже хуже.

Теперь ничто не мешает выделять из памяти наиболее яркие напоминания о прошлом. В особенности о дне, когда я узнала, что мама повторно собралась замуж.

Не думала, что золотое обручальное кольцо способно разрушить мою жизнь дважды…

«— Прояви благоразумие! — Рене всеми силами старается до меня достучаться, вбегая вслед по деревянной лестнице.

— Ты прояви! — опираясь о перила, вскрикиваю, свешиваясь вниз — хоть каплю! Ты обещала мне!

Правда ведь обещала…

— Белла, это было пять лет назад, — напряженно констатирует она.

— Клятвы имеют временной промежуток? — усмехаюсь сквозь слезы, ускоряясь.

Хочу добраться до своей комнаты и спрятаться там.

Хочу выплакаться.

Хочу забыть весь тот ужас, что услышала пять минут назад в гостиной.

— Изабелла, он любит меня! — Рене применяет тяжелую артиллерию, стараясь не отставать.

— Его любовь — минус моя! — уже не стесняюсь рыданий, что вырываются из груди — Ты готова этим пожертвовать?

— Что ты говоришь?..

— Правду.

— Белла, иди сюда, — мама протягивает ко мне руку, оказываясь на расстоянии трех ступеней, — иди, милая, все хорошо.