Татьяна Москвина - Бабаза ру

Ремонт машины неизбежен, и бабаза ру должна понимать, что по отношению к ремонту она заведомо находится, как правило, в невыигрышном положении. Она редко когда в силах оспорить диагноз, не особо сильна в расценках, изначально смотрит на автослесаря как на спасителя, а это означает только одно: жертва нашла палача, в мире царит гармония. Я не беру в расчёт те случаи, когда автослесарем оказывается муж, отец, брат, сын, любовник, друг потерпевшей. У настоящей бабазы ничего такого обычно не бывает. И выбор автомастерской носит окказиональный характер. Ближняя к дому. Рядом с работой. Запомнила рекламу. Нашлась визитка и так далее. Исход будет один, не волнуйтесь.

Скажем, когда вы переступаете порог вокзала и обнаруживаете, что поллитровая бутылочка с водой стоит в два раза, а привычная вам газета – в три раза дороже, вы же не кричите от возмущения в центре зала, вы понимаете: началась Большая Дорога. А Большая Дорога – это место, где грабили испокон веков, грабят и будут продолжать грабить. Это традиция, это стиль, это исконная сущность Большой Дороги – грабить проезжающих. И вас об этом заботливо предупреждают прямо на вокзале.

А коли вы притаранили машину в автомастерскую, вы оказываетесь там, где вас положено объегоривать – вопрос только в размерах объегоривания. По-моему, все объегорки, то есть работники автомастерской, постоянно находятся в отличном настроении. Вид у них такой, что как будто они мысленно крякают «эхма! горе не беда!» и в каждую минуту готовы затянуть сакральную русскую песню «Не для меня придёт весна…».

Нет, вас не грабят. Вас прилежно и без всякой злобы дурят. Вас даже завораживают, дабы вы превратились в постоянного клиента, потому как все дорожат своей личной, спокойной овцой под присмотром в загоне, а не взмыленной животиной, в панике забегающей невесть откуда. Поэтому, попав в лапы объегорок, надо смириться со своей участью и постараться минимизировать попадалово.

Очень помогает превращение в дятла, но для этого нужны, конечно, терпение и артистизм. Выручают кстати ввёрнутые юридические обороты – с юристами объегорки предпочитают не связываться. Ну и последняя хитрость: если вам не западло, включайте слабую женщину, которую некому защитить, у которой последний бастион надежды – вот этот объегорка. Грустное лицо, растерянность, руки, мнущие платочек, смущённые улыбки – годится всё, что уводит вас прочь от мерзкого образа наглой богатой стервы и рисует вожделенную для настоящего мужчины картину «женщина в беде». Тут не страшно, если вам сильно за сорок, вы покинете в таком случае ассоциативную область «жена-сестра» и перейдёте в крепкий и чреватый готовностью помочь немедленно и чуть ли не в убыток себе ряд «мама-тёща».

Женщина в беде! Учите роль, салаги.

Скорость – это моя проблема, мой «трабл», моё испытание. Я всем тельцем, инстинктивно, рефлекторно боюсь скорости, невольно скрючиваю пальцы ног, произвожу ступнями какие-то загадочные якобы тормозящие движения, выгибаю спину в кретинском протесте – причём скорость для меня измеряется вовсе не в цифрах. Когда я училась вождению, инструктор понудил меня в самый первый раз довести скорость до тридцати километров, а потом разогнаться и до сорока. Мне казалось, я лечу как бешеная электричка. Действительность адски мелькала за окнами. Самая первая набранная мной скорость показалась мне невыносимо огромной, а ведь объективно я еле ползла. Как в известном анекдоте, когда инспекторы останавливают на дороге старушку и спрашивают – «Мадам, куда крадётесь?»

А был и такой случай: пилила я по трассе, не глядя на приборный щиток, и вдруг увидела, что несусь со скоростью 130 кэмэ, чего со мной не бывает. Но, если бы я не взглянула на цифру, я бы её никак не опознала и не ощутила. После 115, я полагаю, идёт замедление чувства скорости. Действительность за окнами перестаёт мелькать, а реальность внутри автомобиля капсулируется… Кроме того, километры трассы и километры просёлочной дороги – это разные километры, как свернёшь с трассы, километры удлиняются и вытягиваются, даже если давать ту же скорость, что на трассе. Ощущение дороги другое…

Что такое любовь к скорости, всё это с детства навязшее в зубах «и какой же русский не любит быстрой езды?», которое мы, девочки, тоже обязаны были учить наизусть, не представляя себе, о чём мы декламируем вообще. Но это был основной стиль советской школы – зубрить, не приходя в сознание. Вовсе не плохой метод: кое-что оседало всё ж таки в уме. «Гремит и становится ветром разорванный в куски воздух…» Разорванный в куски воздух! У гоголевских бричек и кибиток скорость была дай Боже 30 кэмэ. Это сейчас, когда водители выжимают по 130–140, воздух «гремит и становится ветром», о чём вёл речь Гоголь? Как всегда – о будущем. Он знал! Знал, что нос сбежит от майора, а на Украину приведут Вия… И про скорость всё понимал раньше всех. Итак, какой же русский не любит быстрой езды? Женский русский не любит быстрой езды.

Некоторый женский русский не любит слишком быстрой езды…

Но что такое для меня – быстрая езда? Какую именно скорость я не люблю, то есть не выношу её физически, съёживаюсь и скрючиваюсь в своей капсуле?

Один умный человек, прирождённый водитель, который одно время работал шофёром у моего мужа, сказал мне две вещи, когда я расспрашивала его о вождении. «Какой вы человек – так вы и будете ездить, – сказал он мне. – Все свойства вашего характера будут на дороге, абсолютно все. Это первое. И второе – ехать надо на скорости принятия решений. Определить для себя интервал такой скорости и не нарушать его»…

Что я за человек, Бог весть, я же не знаю в точности, какой я водитель. А вот интервал «скорости принятия решений» я для себя нащупала: от 30 («Мадам, куда крадётесь?») до 110. Самая комфортная скорость для меня – от 80 кэмэ до 90. Видимо, я родилась законопослушной гражданкой!

А те, их большинство, для которых 100 кэмэ – не скорость вообще? Что это за люди, что у них за организмы? Были ли они некогда птицами или ангелами? Или приобрели страсть к скорости в ходе жизни, потому что скорость – это круто, это престижно, это по-мужски? Насколько это естественно и органично для человека – любить скорость передвижения, ощущать её на дороге (потому что больше всего скорость нашего передвижения – в самолёте, но мы её никак не ощущаем)?

Человек – такая скотина, что у него хрен разберёшь, что врождённое, а что приобретённое, сам же он в 88 случаев из ста лжёт сознательно или невинно завирается. В остальных 12 случаях – сам не знает, что и сказать. Вот я, тотально отрефлексированное существо, знаю, что не пристрастна к быстрой езде, что тело моё протестует и страшится скорости, что я постепенно приучила себя передвигаться в пространстве более чем на 60–70 кэмэ. Моя первая машина, мой шевролёнок, так проникся излучениями моей психики, что при скорости больше 110 начинал мелко и отчётливо дрожать. Он был исправен, он дрожал от страха, клянусь вам!